Я всерьез как ненормальная влюблена в него. Это правда, и я хочу кричать об этом. Отдавшись Вику той ночью физически, я отдала ему и свое сердце. Но признаться ему в любви мне не хватает смелости.
– Точно? – спрашивает он.
– Ничего особенного не случилось.
Если честно, то случилось, конечно. Я хотела близости, слов о том, что я кому-то небезразлична. Может быть, даже хотела, чтобы он признался мне в любви. Пора бы уже забыть все это, но я до сих пор не могу прийти в себя.
– Я много думал и хочу попросить прощения, – говорит Вик. – Ты заслуживаешь большего.
– Извинения приняты, – говорю я, и мои губы вытягиваются в тонкую линию.
Надо защитить себя от этой боли. Может быть, если соврать, то боль испарится из сердца, словно по волшебству. – А теперь уходи. Не хочу иметь с тобой ничего общего.
Засунув руки в карманы, он отходит на шаг:
– Правда не хочешь? А ведь мне много чего еще надо тебе сказать.
Неправда, конечно.
– Правда не хочу. Отстань от меня.
Я боюсь, что он назовет ошибкой все случившееся той ночью. Сейчас я этих слов не перенесу.
– Ладно. Понял. – Он отходит еще на шаг. – Пока, Моника. Я тебя больше не потревожу.
– Хорошо, – проглотив ком в горле, отвечаю я.
Глава пятьдесят первая
Виктор
– ТЫ В КУРСЕ, что сейчас полпятого утра, черт бы тебя побрал? – спрашивает меня Айза, в пижаме появляясь в мастерской, где я вожусь с машиной.
– Ага.
– И что ты тут тогда делаешь? Когда услышала здесь шум, сразу поняла, что это ты. Ты просто не умеешь работать тихо. В основном проблема в музыке, которую ты слушаешь, Вик. Это слишком громко.
– Меня это заводит.
– Может, ты сейчас пойдешь спать, а заведешься часам к семи? Или хотя бы к шести?
– Не-а. Я полон энергии сейчас.
Она грозит мне пальцем:
– До семи направь свою энергию на что-нибудь еще.
– Айза, у нас бизнес, – объясняю я. – Раз мы собрались расширяться, значит, надо работать.
Она изумленно моргает:
– Кто ты такой и куда ты дел моего кузена Вика?
– Очень смешно.
– Откуда в тебе вдруг взялась целеустремленность? – спрашивает Айза, но тут же начинает медленно кивать, будто ее осенило. – Это из-за Моники, да?
– Понятия не имею, о чем ты.
– Сделаю вид, что поверила, – говорит Айза. – В последнее время мне приходится часто притворяться. – Она собирается вернуться в квартиру. – Хочешь кофе?
– Не-а. – Я вытираю руки. – Я собираюсь поговорить с тренером Дитером. И кое с кем еще.
– Ясно. Ну, я пошла спать.
– Лучше вставай. Позаботься о том, чтобы мастерская процветала.
– К черту все! Мне нужно поспать.
Перед тем как войти в квартиру, Айза оборачивается:
– Честно говоря, я рада, что ты наконец вышел из этого своего адского ступора, в котором жил.
– Да. Я тоже.
Побег из Фремонта после смерти Трея никому ничего не дал, в том числе и мне самому. Пора со всем разобраться, даже если для этого потребуется принять вид побитой собаки. Прежде чем разобраться с Моникой, мне нужно разобраться с самим собой. А сделать это можно, лишь вернувшись домой.
В шесть часов я, словно чужой, подхожу к старшей школе Фремонта. Не был здесь несколько недель, но кажется, что целую вечность. При взгляде на футбольное поле меня охватывает жгучее желание натянуть экипировку и поиграть. Я знаю, что Дитер всегда приходит рано.
– Здорово, тренер, – постучавшись в открытую дверь кабинета, говорю я.
Отложив бумаги, Дитер смотрит на меня так, будто увидел привидение. Он молчит, я вхожу в кабинет.
– Я хотел поговорить с вами. – Мыслями я возвращаюсь в тот день на поле, день смерти моего лучшего друга. – Я… э-э…
На глаза наворачиваются слезы. Вот черт! Я вытираю глаза тыльной стороной ладони.
– Садись, Вик. – Тренер встает и закрывает дверь.
Когда он снова садится, я говорю то, что пришел сказать. Слова даются с трудом.
– Извините меня за то, что я сделал с Треем. Я очень сожалею. Я… я… Тренер, я не хотел вас подводить. Если бы не атаковал его с такой силой, он был бы жив. Я лажанулся и развалил команду.
Слезы уже текут рекой. Мне их не остановить. Этот человек мне больше отец, чем мой родной папа. Мне была нужна суровая любовь, и этот мужчина больше трех лет дарил мне ее, не оскорбляя и не поливая грязью.
