– Я ухожу, Вик не хочет, чтобы я осталась, – объясняю я.
– Это неправда, – вступает Вик, его голос напряжен не меньше, чем его стиснутая челюсть.
Я резко разворачиваюсь:
– Правда, правда. Не ври.
– Так, значит, не все в порядке, – говорит Айза. – Почему бы нам тогда не сесть и не обсудить это, а?
– Обсуждать здесь нечего, – Вик произносит слова словно мученик, жертвующий всем во имя спасения моей грешной души. – Я уже сказал ей, что сожалею обо всем, что сегодня случилось.
Глаза Айзы округляются, она прикрывает рукой рот.
– Стоп! Что значит «обо всем»? – глухо спрашивает она, так как ладонь прикрывает рот.
Вик пропускает вопрос Айзы мимо ушей.
– Ну ты же хотела, чтобы я прижал тебя к себе, помог ускользнуть из действительности. Ты говорила, что только на одну ночь. Ты так хотела…
Приблизившись к Вику, Айза машет рукой перед его лицом:
– Эй, Вик. Пожалуй, тебе лучше замолчать.
– Нет, продолжай, – с сарказмом говорю я, желая только одного – вывести Вика из себя. – Ты же начал. Так зачем останавливаться.
Он мотает головой:
– Я все сказал.
– Точно? – спрашиваю я.
Вик кивает:
– Точно.
Меньше всего мне хочется, чтобы Вик пожалел меня или внушил мне, что это я обманом втянула его в то, что случилось. Но, может, это действительно так? Меня накрывает волной паники, ведь я не сказала ему правды. Он не знает, что в последнее время, когда я хочу избавиться от стресса, меня тянет позвонить ему. Не знает, что, когда я с ним, все остальное кажется второстепенным. Не знает, что глубоко внутри я испытала облегчение, когда узнала о Заре Хьюз.
Я тычу пальцем ему в грудь:
– Вик, я не нуждаюсь в благотворительности. Отныне я могу делать все, что угодно, без посторонней помощи.
– Оно и видно, – говорит он, глядя на уткнувшийся ему в грудь палец. – Черт побери, это было на одну ночь. Ты сама сказала.
– А ты продолжай себе это повторять. – И я убегаю из мастерской.
Глава сорок седьмая
Виктор
ПОСЛЕ УХОДА МОНИКИ я ловлю на себе взгляд Айзы: в нем читается, что она мной недовольна.
– Ну что еще?
С улицы доносится шум машины Моники.
– Давай за ней.
– Не могу.
– Почему?
У меня много причин не делать этого. Я не могу броситься ей вдогонку и вернуть ее.
– Айза, она хотела любви на одну ночь. Она хотела уйти от действительности. И выбрала для этого меня, но все кончено. Финал.
Айза закатывает глаза. Типичная latina, это видно и в жестикуляции, и в пластике тела.
– Виктор Салазар, ты идиот. Полный и неисправимый. Даже можешь книгу об этом написать: «Как быть идиотом. Инструкция от идиота».
Тяжело вздыхая и качая головой, она начинает подниматься по ступенькам в квартиру.
– Почему это я идиот?
– Потому что ты ей нужен.
– Ей хотелось тепла человеческого тела, хотелось прижаться к парню и провести ночь. Скорее всего, будь сегодня здесь Джет, она бы вместо меня выбрала его.
Резко развернувшись, Айза со всей силы толкает меня в грудь:
– Она выбрала тебя, pendejo. А не кого-то другого. Ты такой непробиваемый! Я уже начинаю сомневаться в том, что в твоей голове есть мозги!
– Ну спасибо.
Что же мне делать – стать для Моники игрушкой и быть рядом, пока ей не надоест и она не уйдет к какому-нибудь более достойному ее парню, чтобы чувствовать себя лучше?
– Вик, возвращайся домой. Там твое место, так ведь?
– Нет. – Я иду за Айзой в квартиру. – Мне не место во Фремонте.
– Только не вешай мне лапшу на уши.
– Я не могу спать с Моникой. С ней встречался Трей.
Айза закрывает лицо руками:
– И тем не менее ты с ней переспал. Пойми ты это своей дубовой башкой. – Она поднимает глаза. – Может, Трей и встречался с ней, но сейчас его здесь нет. И что ей делать – скорбеть до конца жизни?
– Нет. И вообще, со всем этим дерьмом я разберусь сам, – говорю я.
– Зачем сам? Ты не один, Вик, так что прекрати вести себя как одиночка.
Теперь я знаю, что чувствует Моника. После смерти Трея я ощущаю себя совершенно одиноким. Это ощущение уходит, только когда я с Моникой, когда мы ругаемся, целуемся или просто во время работы стоим рядом.
Час спустя, когда я лежу на диване и смотрю в потолок, в комнату входит кузина. На ней футболка на три размера больше, которая заменяет ей пижаму.
