Я чувствую, что впадаю в какой-то транс. Жаль, что Вика нет. Мне так надо поговорить с ним, сказать, что нам обоим сейчас адски тяжело без Трея. Звонить я боюсь. Что я ему скажу?
Когда я поворачиваюсь к гробу, тупая боль в спине становится пульсирующей.
– С глубокой грустью мы сегодня прощаемся с Треем Аароном Мэттьюсом, молодым человеком, который был для ровесников лучшим примером для подражания, – глядя на гроб с телом, говорит священник.
Слушая прощальную речь, я вонзаю ногти в ладони. К моей скорби добавляется сильная злость и чувство вины.
– Трей навсегда останется в сердцах тех, кто его любил, – продолжает священник.
Но я не чувствую Трея в своем сердце. Там пусто. Мне одиноко.
Глава двадцать седьмая
Виктор
– ЭЙ, ПРОСНИСЬ!
Я лег поспать на диване у Айзы. Похоже, из этого ничего не выйдет. Мне приходится приоткрыть глаза. Айза сидит на корточках рядом с диваном, ее лицо в паре сантиметров от моего.
– Я хочу спать, – объясняю я.
– Вик, ты уже неделю спишь. Пришло время вернуться в царство живых.
– Нет уж, благодарю. – Когда спишь, мозг освобождается и черные мысли на время уходят. Я не хочу возвращаться в царство живых, ведь Трея предали земле.
– Вставай, – приказывает она, ущипнув меня за руку.
– Эй! Больно же! – Я отпихиваю Айзу.
– Вот и хорошо, – говорит она. – Так тебе и надо.
Я сажусь, потирая руку. За окном темно.
– Который час?
– Десять вечера. – Она бросает мне серое худи. – Вот, надень. Мне нужно по делам, ты поедешь со мной.
– Я остаюсь.
– Нет уж. Вик, люди умирают, – говорит она так, будто я этого не знаю. – Черт возьми, немало моих друзей умерли прямо у меня на глазах. Оправиться от этого нельзя, но нужно жить дальше.
– Я не хочу жить дальше. Мне нравится здесь, на твоем диване.
– Собираешься всю жизнь на нем пролежать?
– Ну да.
– Помни, братишка, что мы живем, взяв время в долг, – говорит Айза. – И когда-нибудь мы все умрем. Поэтому лучше уж жить на полную катушку и послать смерть к черту. В общем, так Пако говорил.
– Умереть я не боюсь, – говорю я.
Но, по правде сказать, я ужасно напуган, потому что убил лучшего друга. Странно, что копы не ищут меня, чтобы навсегда упрятать за решетку. И поделом. Ну то есть я ведь завидовал жизни Трея – у него была девушка, он был умен и талантлив… С Треем Мэттьюсом все хотели общаться, а от меня многим в нашей школе родители велели держаться подальше. Со мной общаться никто не хочет.
– Я разберусь.
– Вик, ты серьезно? Ты уже целую неделю ничего не делаешь, мне от тебя никакой пользы.
Черт возьми, Моника, как только придет на работу, сразу про тебя спрашивает.
– Она приходила? – Ну то есть я знаю, что она должна была приступить к работе, но думал, что после случившегося она оставит эту затею.
Айза кивает:
– Я все повторяю ей, что тебе нужно побыть одному. Вчера она умоляла пустить ее сюда, хотела с тобой поговорить, но я сказала, что тебе не до разговоров.
– Я не хочу никого видеть. Особенно Монику.
Я не говорю Айзе того, что мне так хочется сказать: парень Моники мертв из-за меня.
Айза замирает и поворачивается ко мне.
– Вик, двое парней из тех, в кого я была влюблена, умерли. И все равно нужно жить. Так больно – жуть, но я продолжаю жить. Каждый день. – Она дотрагивается до моей руки. – Я знаю, каково тебе.
– Никто не знает, каково мне, – говорю я. – Даже ты.
Глава двадцать восьмая
Моника
НА УРОКЕ У МИСТЕРА Миллера сидеть тяжело, в основном потому, что я никак не могу отвлечься от пустого места впереди – места Вика.
– Никто не знает, где Виктор Салазар? – спрашивает мистер Миллер.
– Он куда-то пропал, – отвечает Кэссиди. – Он ни с кем не общается. – Она переводит взгляд на меня. – Правда, Моника?
Я пожимаю плечами. Почему все смотрят на меня? Да, я знаю, где он скрывается. Но я не собираюсь никому рассказывать. Жаль только, что он со мной не разговаривает. Мне его так не хватает.
В школу Вик не ходит уже две недели. Тут и так все плохо – без Трея. А без Вика это переживать еще тяжелее. Даже не знаю, что делать.
Перед пятым уроком я в коридоре останавливаю его сестру Дани. Она болтает с группой девчонок.
– Можно тебя на минутку? – спрашиваю я.
