– Вон она, – сказал Генри. – И правда открыта. Стоянка там, подальше. Видишь?
Чэй въехал на полутемную стоянку и затормозил рядом с другим пикапом – ржавым, помятым и груженным старыми холщовыми сумками. Фары Чэя осветили рваный стикер на его бампере: «АМЕРИКА ДЛЯ АМЕРИКАНЦЕВ, ПОНЯЛ?» Чэй погасил фары, но не выключил двигатель. Его руки застыли на руле, а глаза не отрываясь смотрели в зеркальце заднего вида.
– Если ты думаешь, что к тебе выйдут принять заказ, можешь не надеяться, – сказал Генри. Он ткнул Санборна в плечо, чтобы тот проснулся, и взялся за ручку двери.
– Постой, – сказал Чэй.
Генри повернулся и выглянул в заднее окошко. Ничего. И тут он увидел, что к стоянке очень медленно ползет патрульная машина. Генри почувствовал, как рядом напрягся Чэй. Он почти слышал стук его сердца. Патрульная машина включила стоп-сигналы и еще больше замедлила ход. Чэй напрягся сильнее – казалось, он вот-вот взорвется. Да он на пределе, подумал Генри.
Потом стоп-сигналы потухли, и полиция проехала мимо.
– Подумаешь, полицейский, – сказал Генри. – У него нет никаких причин тебя останавливать. Разве что за тот твой дурацкий разворот в неположенном месте.
Чэй снял руки с руля и посмотрел на него, и Генри подумал, что, будь в кабине посветлее, он наверняка увидел бы сейчас такое же белое лицо, какое было в больнице у его брата.
– Полицейским не нужна причина, чтобы меня остановить, – сказал Чэй.
– Ага, – сказал Генри. И хлопнул Санборна по макушке: – Эй ты, соня! Есть хочешь?
– Принеси коктейль, – сказал Санборн. Хотя судить с уверенностью было трудно, потому что слова перемешались с зевком.
– Какой?
Молчание.
Генри вылез наружу и забрался в кузов. Чернуха уже извелась от нетерпения. Едва он отвязал ее, чтобы запихнуть в кабину к Санборну, она выдернула из его руки поводок, перемахнула через борт кузова и прыгнула прямо на Чэя – он тоже вылез, – подняв уши торчком, виляя хвостом, лая, пыхтя, скуля и визжа – и все только потому, что Чэй согласился их подвезти! Генри подумал, что она явно перегибает палку. Это было унизительно, тем более что Чэй стоял неподвижно, как скала, нахмурившись и подняв руки высоко над головой – хотя потом, словно приняв внезапное решение, опустился на колени и позволил Чернухе в абсолютном упоении облобызать ему все лицо, а сам в это время гладил ее тощие бока.
Генри еще никогда не видел, чтобы ее хвост крутился так отчаянно.
Он схватил Чернуху, наполовину затащил, наполовину забросил ее в кабину и захлопнул за ней дверцу.
– Лежать, – сказал он, и Чернуха снова поглядела мимо него на Чэя. – Лежать! – крикнул Генри, и поскольку Чернуха иногда хотела слушаться, она легла. Санборн, который умел спать несмотря ни на что, бессознательно повозился на сиденье и пристроился поближе к Чернухе – видимо, потому, что она была мягкой и теплой. Чернуха поглядела на Генри, потом на Чэя, потом опять на Генри. – Ты остаешься, – сказал ей Генри.
Она чуть прикрыла глаза, огорченная.
– Я принесу тебе жареных моллюсков.
Чернуха дала понять, что в таком случае, возможно, простит его.
Чэй так и не сдвинулся с места. Он по-прежнему стоял на коленях с протянутыми вперед руками, как будто все еще гладил собачьи бока.
– Пошли? – спросил Генри.
Чэй кивнул, и Генри зашагал к закусочной. Ему было все равно, пойдет Чэй за ним или останется на парковке.
«Чаудер-хаус» отличался от прочих кафе и ресторанов на Коммершл-стрит демонстративным отсутствием курортной показухи. Весь его вид говорил, что здесь продают нормальную еду для нормальных людей и хозяевам плевать с высокой колокольни, понесут к ним туристы свои денежки или нет. Стулья были железные с виниловыми сиденьями, столики – самые простые, пластиковые, а меню – потрепанные. Все это не менялось уже давным-давно, разве что поверх старых цен писали новые.
В зале пахло жареной рыбой и моллюсками.
Генри обожал это место. Он сел за один из столиков и даже не взглянул в меню: он знал, чего хочет. Но когда вошел Чэй – в конце концов – и сел напротив него, Генри передал меню ему.
– Попробуй чаудер, – сказал он. Потом потянулся и стал ждать официантку. Вскоре она подошла к ним, всем своим обликом давая понять, что в такой поздний час не потерпит никаких глупостей – нет уж, спасибо. И Генри это вполне устраивало, потому что глупости в его намерения не входили. Он заказал большую порцию чаудера с моллюсками, картофель фри и корневое пиво
