– Я что-то плохо вас понимаю, – занервничал господин, разглядывая отшельника в лорнет, имевший золотую оправу.
Стараясь быть более понятным и в мыслях, и в словах, Калистрат сообщил господину:
– В Жигулях, где я снимаю для себя каменное подвальное помещение, время измеряют не минутами, а молитвами!
Ограбленный в пути разбойниками, которые готовы были ограбить даже летящие по небу облака, будь у них имущество, отшельник Исайя грустил недолго.
Лишённый своих верных друзей – Священного Писания, иконы с изображением Иисуса Христа, ладана и чёток, Исайя стал готовиться к молитве. А когда заиграли утренним светом холмы и ветер накрутил седую прядь на ухо, Исайя попросил:
– Будьте мне ладаном, цветы! Помоги не сбиться со счёта, кузнечик! Откройтесь Священным Писанием, небеса! Ну, а ты, любимое Солнце, будь мне иконой!
«Верь, что в тёмном лесу, внушающем путнику лишь страх и недоверие, тебя коснулась не ветка, а Рука Господа. Верь, что человек, который безжалостно тебя обокрал, взял только то, что ты задолжал ему в прошлой своей жизни. Верь, что путь твой к Дому Отца, кажущийся таким длинным, короток, и ты станешь подлинным хозяином своей судьбы. Ты научишься, наконец, добывать Свет из тьмы и золото человеческих отношений из ржавых, обоюдно тягостных знакомств», – писал своему гимназическому другу, самарцу NN, один отшельник.
В старину, когда не было и в помине настенных часов, качающих латунную луну и каждый час подражающих колокольне, отшельники об их отсутствии ничуть не горевали. И мерили сроки, проведённые в затворничестве, по своим ногтям, насколько те успевали отрасти за это время.
Движение во времени – земное чувство, и отшельники это хорошо понимали. На земле существуют часы, по которым измеряют ход событий, и не изволь беспокоиться о часах лишь во внутренней вселенной, которую занимает Бог со свитой своих Ангелов.
После выхода из затворничества отшельники парились в бане, стригли ногти и надевали чистое бельё. И бережно хранили свои ногти, напоминающие порой длинную спираль, под алтарём, в холщовых мешочках.
Отшельник Н. жил в некотором отдалении от своих собратьев, вырыв себе в лесу, возле раскидистой берёзы, землянку.
Пришли как-то раз к отшельнику гости. Посмотрев, как тот живёт, гости спросили:
– Не тяготит ли вас одиночество?
– Нисколько, – ответил отшельник.
Гостей столь краткий ответ не удовлетворил.
– Вы, наверное, любите слушать, как поют по утрам птицы? – спросили они.
– Терпеть не могу этих пернатых, поющих, как если бы запала кнопка на медной трубе, – признался отшельник. И добавил в сердцах: – Спасаюсь от птичьего грая, замотав голову полотенцем!
Гости не знали, что и сказать.
– Живя в разлуке с людьми, вы, возможно, знаете тайну, им ещё не известную? – не унимались они.
Отшельник задумался на миг и, чтобы разом покончить с пороком, носящим имя «любопытство», сообщил:
– Одиночество хорошо тем, что по любой нужде приходится обращаться к Богу, а не к брату своему!
Местные старожилы утверждают, что отшельники в старину имели смоляные струги, плавали на них в Астрахань и в Москву и даже использовали эти струги в своей духовной практике.
Подтверждение тому можно найти и в священных книгах, хранящихся в подземных хранилищах Жигулей. Так, в одном пожелтевшем от времени фолианте, написанном в виде беседы отшельника Ильи с тремя своими братьями – Хилым, Пугливым и Недоверчивым – говорится:
«Если, оставив сомнения на берегу, плыть три дня по течению, сердце наполняет молитвенный покой. А в таком состоянии и речная кувшинка может научить тебя истине не хуже апостола Петра».
Отшельник Агафон поселился в пещере Старшего отшельника после того, как тот преставился.
Жилось отшельнику Агафону в этой пещере как нельзя лучше. Словно бы окружала его не каменная труба, упирающаяся в тупик с паучьими сетями, а княжеские хоромы!
Подметая как-то полы, Агафон нашёл под камнем, служившим в пещере алтарём, записку: «Ты, который поселишься в этой пещере, знай: в ней жил отшельник, молившийся и за твой приход!»
