Драммонд не колебался ни секунды. Он поднял пистолет.
Звук оглушил меня, отдался эхом в высоком куполе над нами, все подвески громадной люстры вздрогнули во второй раз в полутьме.
Револьвер дымился в моей руке.
Драммонд, живой и невредимый, развернулся, а за его спиной отлетела щепа от косяка двери, в который попала пуля. Его револьвер был направлен на меня. Но он не выстрелил.
Не выстрелил и я. У меня в барабане оставалась одна пуля, но я ею так и не воспользовался.
Я смотрел на него. Он все понял. Мои глаза милосердно заволокло туманом, и я не увидел, как Пэдди Джойс вонзил нож ему в спину. Но я услышал вскрик Драммонда. Услышал, как сломались перила, когда его тело с силой ударилось о них, услышал, как загрохотал пистолет, выпавший из его руки, и, наконец, после мучительного мига тишины – удар его тела о мраморный пол далеко внизу.
Наступило мгновение, когда мир перестал существовать. А потом из спальни выскочила мать и начала кричать как одержимая.
Я был в комнате Керри. Не знаю, как я там оказался. Кто-то повторял моим голосом:
– Я не смог сделать это, не смог сделать это, не смог сделать это…
Керри крепко обнимала меня. Прижималась ко мне большими, теплыми, утешающими грудями.
– Но дело сделано, – говорил этот неизвестный, продолжая использовать мой голос, – и теперь все кончено. Но я компенсирую ему все, чем обязан ему. Компенсирую через его сыновей.
– Нед, – прошептала Керри неизвестному, и тот вдруг стал знакомым, и я снова осознавал, кто я.
– Боже мой… – Я заплакал как ребенок. – Боже мой…
Тень упала на нас.
– Нед, дорогой, вот возьми, – сказала Нэнни. – Выпей. Это теплое молочко. Ты же помнишь, как любил теплое молочко?
– Спасибо, миссис Грей, – тут же произнесла Керри рассудительным, взрослым голосом. – Пожалуйста, дайте мне немедленно знать, когда появятся мисс де Салис и доктор Кагилл.
– Да, миледи, – ответила Нэнни.
– Как себя чувствует Шон Джойс?
– Ничего, миледи. Я плотно забинтовала ему руку, и он лежит на койке в будуаре.
– Хорошо. Проследите, пожалуйста, чтобы мисс Камерон не выпускала детей из детской. Они пока ни в коем случае не должны спускаться вниз.
– Хорошо, миледи, – отозвалась Нэнни.
Тень растаяла. Мы с Керри остались вдвоем.
– У меня был обморок? – спросил я, глядя на кружку с молоком, над которым поднимался парок.
– Нет, дорогой, ты разве не помнишь? Ты вел себя очень спокойно, смело и разумно. Всем сказал, что нужно делать. Все слышали выстрелы и прибежали туда, а ты приказал Нэнни, чтобы она перевязала раненую руку Шона, потом послал Фланнигана за тетей Маделин и доктором Кагиллом, схватил детей и затолкал их наверх с мисс Камерон, а после отнес мать назад в спальню.
– Что она сказала мне? Что она сделала? Что случилось?
– Дорогой, она упала в обморок – ты не помнишь? Была без сознания. Ты приказал ее горничной оставаться с ней, потом увидел меня и сообщил, что хочешь присесть. И тогда я привела тебя сюда.
Я не сводил взгляда с кружки. Над молоком все так же курились завитки пара.
– Я так ужасно устал, – проговорил я наконец.
– Тебе нужно лечь. Немедленно.
– Но кто-то должен тут распоряжаться.
– Я буду распоряжаться. Давай я тебе помогу раздеться.
Она еще не успела стащить с меня туфли, а я уже заснул и спал шестнадцать часов. Когда же наконец проснулся в четыре часа дня, то увидел тетю Маделин у своей кровати.
4
– Я себе никогда не прощу, никогда, – шептала тетя Маделин. – Я совершила нечто ужасное, отвратительное.
Ее глаза горели скорбью, и я увидел, как по ее пухлым щекам потекли слезы.
– Тетя Маделин…
Я испытывал скорее недоумение, чем ужас. В первый раз разглядел в ней что-то человеческое и понял, что зря считал ее догматической святой, которая всегда знает, что правильно, а что нет, и проводит в жизнь свои решения, невзирая на последствия.
– Что вы сделали? – прошептал я.
– Солгала. Я делала это во благо. Действовала так, будто я Бог, а потом Бог наказал меня. – Она вытащила изящный кружевной носовой платок, промокнула щеки и сделала еще одну попытку объясниться. – Речь о последней болезни твоего отца. Я чувствовала: что-то там не так. Не скажу точно, когда вспомнила про мышьяк, но вспомнила и тогда поняла. Твоя мать попросила у меня немного вскоре после возвращения в Кашельмару. Это было, конечно, задолго до смерти твоего отца, но мыши – всегда такая проблема, и Сара позже взяла у меня большой запас, чтобы хватило надолго. Так что я знала о наличии мышьяка в Кашельмаре. Я подумала о черничном ликере, который она ему привезла, но, когда обыскала его комнату, оказалось, что он к ликеру не прикоснулся. Но там был графин – такие используют в кабаках, и я сразу же поняла, что произошло. Она принесла его на дне своей корзинки с подарками, а потин в нем был отравлен. Сара знала, что ликер он не станет пить – сделает два-три глотка, и все. Но еще она знала, что человек его привычек никогда не оставит недопитым графин с потином. Боже мой, я понятия не имела, что мне делать…
