— Нет. А должен?
— Он такая звезда мыльных опер. Знаешь, в основном мышцы и татуировки, но без глубины.
— Это он обиделся, что ему не дали роль в «Отеле “Парадис”»? — спросил Мартин. Он поставил противень в духовку и положил прихватки на столешницу. — Зачем ты с ним встречалась?
Анника закатила глаза и отпила вина.
— Да, хороший вопрос. Издательство бросило все силы, чтобы найти хорошо продаваемый материал. Мы думали, не написать ли его биографию.
— Ха! Значит, у вас точно дела идут не очень.
Анника подперла лоб рукой.
— Я знаю.
Мартин сел напротив и взял ее за руку.
— Все образуется. Даже если издательство провалится к чертям, мы есть друг у друга.
Анника улыбнулась. Свет свечей смягчал черты его лица. Он всегда красив. Ей повезло пойти на ту вечеринку. И все же внизу живота сохранялось оно — чувство нехватки чего-то.
— Просто я хочу иметь шанс чем-то помочь. — Она сделала большой глоток вина, чтобы приглушить сомнения. — Я люблю эту работу и душу бы продала, чтобы сохранить свое место.
— Ты работаешь в жесткой сфере. Может, тебе стать айти-консультантом, как я?
— Нет, спасибо.
Мартин рассмеялся.
— Хотя тебе бы не пришлось опасаться потери работы. Дел больше, чем кто-либо может справиться.
— Не меняй тему. Просто послушай и скажи, что я не сумасшедшая. У нас есть рукопись, которая может стать нашим спасением. Но сомневаюсь, что остальные решатся ее издать.
Мартин наморщил лоб:
— Почему?
— Угадай, кто ее написал? — сказала Анника, потягивая вино. Уголки ее губ поднялись в хитрой улыбке. — Мне вообще нельзя это говорить. Ян Апельгрен.
Мартин поднял брови:
— Подожди, он не умер разве?
— Ну да, но никто не знает. Исчез бесследно, что усложняет работу с авторским правом на рукопись. И мы не знаем, он ли это вообще. Но все же разве не безумие, что они сомневаются? Неужели только я хочу спасти издательство?
Напевая, Мартин наливал соус из кастрюли в соусник.
— Я в этом не разбираюсь, но, может, если они не уверены, то лучше быть осторожными. А теперь еда.
Они ели, долго разговаривали и смеялись, как в старые времена. Никаких обсуждений дома, детей или работы. Они вспомнили испепеляющую жару, когда посещали Акрополь, а Мартин выпил последнюю их воду, водителя такси в Нью-Йорке, на полной скорости проехавшего через заправку. И как так получилось, что они встретились на вечеринке, где оба не знали хозяев.
За час, пока они наслаждались едой и компанией друг друга, пропали будничные заботы и тревоги. Мартин даже приготовил любимый десерт Анники — брауни с клубничным сорбетом.
После еды он серьезно посмотрел на нее.
— Знаешь, для праздничного ужина все-таки есть причина. Я чувствую, что нам нужно поговорить.
К ней моментально вернулись сомнения. Она постаралась подавить их.
— О чем же?
Мартин вздохнул.
— Не хочу, чтобы ты что-то неправильно поняла.
Он нервно крутил бокал. Прозрачный хрусталь покрылся пятнами от пальцев.
По телу Анники побежали мурашки.
— Что ты хочешь сказать?
— Мне кажется, в наших отношениях есть вещи, которые нужно обсуждать. Но каждый раз, когда я пытаюсь, такое ощущение, что ты… от них отмахиваешься. Меняешь тему. Как вчера.
— Ты о доме? — спросила Анника. «Или о детях, — подумала она. — Он не хочет?»
— Нет, не совсем. Но у меня такое чувство, что ты сомневаешься. Все объекты, которые мы смотрим, не подходят, всегда что-то не так. Как, например, ситуация с подвалом. В чем там на самом деле проблема?
Анника сделала большой глоток вина. Она не хотела говорить об этом. Может, он бы понял, а может, нет. Она бы хотела все забыть, но оно сидит слишком глубоко. Она вздохнула.
— Мне давно нужно было рассказать. Просто… о некоторых вещах я бы предпочла не рассказывать, поэтому я их избегаю.
— Понимаю.
Анника поставила бокал и сделала глубокий вдох. Еда бурлила в животе, когда Анника заговорила:
— У тети моего папы был огромный старый дом в деревне. Я ненавидела бывать там. Но ты знаешь, как это, когда ты маленький и должен везде ездить вместе, даже если это не так уж и круто.
— Мы все знаем, каково это, — сказал Мартин.
— Там не было душа, а единственный туалет представлял собой дачную уборную с ямой в подвале. Летом мы выходили на улицу, заворачивали за угол и входили в дверь сбоку. Но зимой или в дождь выбора не было. — Анника сглотнула. — Тогда приходилось идти через подвал.
