Шиз какой-то! Как можно ставить свое существование в зависимость от доброй воли, одурманенной психопатки! Драпать отсюда, пока не поздно, пока ничего не случилось! – твержу я про себя всякий раз, когда она проводит ревизию по утрам. Но снова все сходится, беспокойство затихает, и я не покидаю уютного местечка. Куда мне драпать-то? К тому же именно здесь, среди богатых хвастунов, просматриваются неплохие шансы забуреть.
Я не могла помешать ей в подпитии вытаскивать ценные игрушки. У сейфа не было ключа, замок цифровой, но Ванесса, даже пьяная, помнила тройной шифр: слово, комбинация цифр и буква дополнительной блокады. От сейфа ее нельзя было оттащить, она ревела, словно с нее живьем сдирали кожу, и вырывалась из рук.
В результате ее упорной мании я узнала шифр. Правда, Ванесса не забывала выгонять меня, перед тем как открыть замок, но в коньячном тумане она бубнила буквы и цифры, уверенная, что я ничего не слышу. Ей неоднократно случалось повторять набор снова и снова, когда она ошибалась цифрой.
– Отлично, полный порядок, – шептала Ванесса по окончании очередной ревизии. – Я знаю, что ты хочешь сказать. В пьяном виде не надо вынимать драгоценности. Ты права, но перестань так на меня смотреть.
В такие минуты я ее ненавидела. Но единственное, что я могла сделать, – это таращиться на нее во все глаза. Я убивала ее взглядом. Погоди, грозила я мысленно, вот будешь лежать как бревно, я тебе штаны спущу, да ка-а-ак ремнем отделаю! Неделю сидеть не сможешь, старая жаба!
Но, конечно же, ни разу на это не решилась. С Ванессы хватит мук, которые она сама себе причиняла. И все оставалось по-прежнему. Она снова вынимала драгоценности, а я потом чуть ли не языком вылизывала пол. Ванесса была подозрительна и легко клеветала на слуг, если что-нибудь пропадало.
Когда в счетах Поля – швейцара, уборщика и вообще чернорабочего – обнаружились какие-то неточности, Ванесса тут же вызвала полицию. Хотя быстро выяснилось, что дело в самой заурядной ошибке, она больше не желала видеть Поля.
– Пусть его выгонят, может, тогда научится хорошо выполнять то, за что ему платят! – орала она в бешенстве.
Ванесса не нанимала французов, которых защищают профсоюзы, – только иностранцев, зависевших от нее целиком и полностью. Достаточно было не продлить разрешение на работу, и нерадивый подданный тотчас оказывался вне закона. Ванесса без колебаний пользовалась своей властью. Злая королева.
По-французски она говорила лучше, чем на родном языке, он больше соответствовал ее темпераменту. Солидные знания, вбитые в нее сестрами из монастыря Sacre-Coeur, Ванесса, гениальная самоучка, обогатила словарем кабаков и забегаловок Сен-Жермен-де-Пре, Монтрея или Клиньянкура, где она (правда, все реже) вела себя, как шлюха, не переставая при этом оставаться знатной дамой. Пляс Пигаль мы не посещали, это же комедия для туристов, нам подлинный бардак подавай!
Особенно «Среди своих». Огромный просторный подвал с низким каменным сводом отгородили от винного склада баррикадой темных бочек. Бочки покоились на деревянных козлах, соприкасаясь раздутыми боками. Диаметр пузатых чудищ превышал рост человека. Ряды кранов выстроились в боевой готовности. Из этих кранов хозяин, постаревший боксер, цедил молодое вино прямо в графины, которые затем подавались на стол. Но в основном здесь пили бормотуху и мескаль – мексиканскую водку из кактуса.
В полумраке, под скупым светом бра, развешанных по стенам из грубого тесаного камня, за табльдотом завивали горе веревочкой торговцы, барыги, контрабандисты, воры и прочая не внесенная в Красную книгу фауна района Клиньянкур. Там сиживали разорившиеся старые перекупщики, проститутки бывшие и нынешние, сутенеры, обожавшие золотые украшения и носившие на запястьях тяжелые браслеты, и типы, чей внешний вид никак не позволял догадаться об их занятии. Даже напившись вдрызг, они помалкивали о своих делах.
Сначала я не понимала, что Ванесса ищет в темной, многоязычной толпе везде чужих извращенцев, психопатов, человеческих отбросов и прочей опасной живности, дрейфующей в винных парах посреди чужого города. Их собрала вместе забегаловка с манящим названием «Среди своих». Тут они чувствовали себя в безопасности, потому что бывший кулачный боец подкармливал легавого в больших чинах, и его всегда предупреждали о готовящейся облаве. Но в этой резервации неписаный закон запрещал всякие разборки, даже обычный мордобой. И этот закон уважали.
