Фонарь осветил лица собравшихся мужчин, когда он пробирался между ними, направляясь к шейху Мухаммаду. Позади из-под палатки вылезли несколько женщин. Словно рыбы сквозь заросли водорослей, они проскользнули между рядами мужчин. Воцарившееся молчание нарушал лишь детский плач. Опять сверкнула молния. Немного подождав, проворчал гром. Дамуми остановился у завернувшегося в одеяло шейха.
— Шейх Мухаммаду, дай мне еще одну палку!
Шейх поднял голову. Протянул ему свой посох и, глядя на высокий шест, сказал:
— Возьми. Равновесия ты все равно не удержишь… Ну да, может, пригодится… Возьми.
Уже собираясь уходить, Дамуми вдруг вспомнил:
— Шейх Мухаммаду, дай мне свое одеяло!
Шейх поднялся, снял с себя одеяло, накинул его на плечи Дамуми. Поискал в своей широченной одежде веревку, привязал одеяло ему на шею. Дамуми послушно стоял, следя за тем, чтобы одеяло не заслоняло ему свет фонаря.
— Да благословит тебя аллах! — прошептал шейх.
Дамуми взял посох, прижал шест к груди. В дрожащем свете фонаря он увидел в глазах шейха слезы. Коснулся его руки, сжимавшей зерна четок, и сказал:
— Помолись за меня… А не вернусь, прочти за упокой моей души «Фатиху»[7].
Сдавил шейху руку, подхватил шест и зашагал к долине. Женщины потянулись за ним. Шейх стоял, провожая Дамуми взглядом. Пальцы его перебирали гладкие четки, губы неслышно бормотали «Фатиху».
Кто-то из мужчин прошептал в темноте:
— Сумасшедший!..
Шейх услышал его и осадил:
— Заткнись, баба!
Другой твердо проговорил:
— Дамуми знает, что делает.
Первый мужчина сказал совсем тихо, чтобы его не услышал шейх:
— Лучше пусть погибнет один человек, чем двое!
Шейх и на этот раз расслышал, подошел к толпе мужчин и гневно закричал:
— Замолчи, собака!.. Баба!
Снова наступила тишина. Глаза людей следили за удаляющимся светом фонаря. Поток бушевал. По долине гуляли гребешки волн. Словно грязный пот стекал со спины великана.
Одна из женщин вскрикнула. Пронзительно заголосила Захра.
Дамуми опустил шест в воду, но поток чуть было не унес его. Дамуми изо всех сил вцепился в мокрый шест и начал осторожно сползать в воду. При виде этого зрелища женщины в ужасе закричали, к ним подбежал шейх Мухаммаду, встал рядом, не сводя глаз с Дамуми, прыгнувшего в воду. Когда тот чуть не потерял равновесие, шейх стал призывать на помощь всех святых. Женщины подхватили его молитву. Но Дамуми выровнялся и продолжал осторожно продвигаться вперед, опираясь на длинный шест. Он слышал, как шейх кричал ему:
— Остерегайся ям посреди долины… Они глубокие… Остерегайся…
Дамуми вступил в противоборство с могучим потоком, и, по мере того как он удалялся, фигура его становилась все меньше и меньше, словно его медленно засасывал водоворот…
Когда соберутся на небе тучи и вдруг хлынет ливень, ребятишки нагишом выбегают на открытое место и хором кричат:
— Лей, лей посильней! Будут финики вкусней! Были б финики вкусны, косточки нам не нужны! Что ж вода твоя, ей-богу, впрямь забыла к нам дорогу?!
А взрослые сойдутся в палатке, подожмут под себя ноги, пьют зеленый китайский чай и рассуждают о мирских нуждах и заботах, о знаках божественной власти, о чудесах сподвижников пророка, о тайне засухи, что нападает на Надж по пять лет кряду. И, уж конечно, начнут вспоминать о великих битвах, где дрались они — туареги — с итальянцами, с французами, с другими племенами в то смутное время. Или вдруг вперятся в детей долгим взглядом, с удивлением и надеждой в глазах — даже не кричат на них, как обычно… По разумению туарегов, дети ближе всех тварей земных к аллаху. Он скорее ответит их призыву, чем мольбам любого из взрослых, даже самого богобоязненного. Такого, что и Коран наизусть знает, и распевает его с утра до ночи… А после того, как самый правоверный барана зарежет и угощение выставит, то уж все детей ласкают, подбадривают: бегайте, ребятишки, голенькие, пойте хором:
— Лей, лей посильней! Будут финики вкусней! Были б финики вкусны, косточки нам не нужны! Что ж вода твоя, ей-богу, впрямь забыла к нам дорогу?!
Но дождь не каждый год выпадает. Часто детишки возвращаются в палатку ни с чем, и взрослые впадают в отчаяние. Но не сдаются. Они убеждены, что засуха и гибель скота — всего лишь наказание божье людям за их грехи в этом мире. Ну а если жертвы и подношения не даровали милости всевышнего — остается лишь стойко встретить испытание, вот и все…
