Женщины вошли в дом, и комиссар смог их наконец рассмотреть. Испещренное морщинами лицо матери покрывал толстый слой белил и румян. Старуха остановилась в центре гостиной и оглядывалась, будто хотела убедиться, что ничего не пропало.
Вторая, помоложе, вела себя более настороженно: изучающе поглядывая на Мегрэ, она поправляла складки на платье и с деланным кокетством улыбалась.
— А это правда, что вас специально прислали из Парижа?
— Снимайте пальто, прошу вас… И присаживайтесь, где вам привычнее.
Женщины еще никак не могли сообразить, чего от них хотят. Чувствовали себя чужими в собственном доме. И боялись подвоха.
— Посидим, потолкуем втроем…
— А вы что-нибудь уже узнали?
Старуха резко оборвала дочь:
— Не болтай лишнего, Джина!
Честно говоря, Мегрэ до сих пор никак не удавалось настроиться на серьезный лад.
На мать, несмотря на обильную косметику, было просто страшно смотреть. А пышнотелая, даже, пожалуй, чересчур, дочка, обтянутая темного цвета шелками, тщетно силилась изобразить образ роковой женщины.
И потом, этот свежий запах мускуса, которым и без того пропитался воздух в комнате!
Ни дать не взять — жилье консьержки в провинциальном театре!
Какая тут тебе драма! Какая загадка! Мамаша вяжет, присматривая за дочкой! А та почитывает о личной жизни Валентине!
Мегрэ снова занял место в кресле Брауна и лишенным всякого выражения взглядом принялся разглядывать обеих хозяек дома, невольно и не без смущения вопрошая себя: «И что этот чертов дуралей Браун мог делать в течение десяти лет с этими двумя бабенками?»
Десять лет! Долгие, похожие друг на друга дни, с солнцем и запахом мимозы, с колыханием за окном бескрайней синевы, и сонливые, нестерпимо медленно ползущие вечера, тишина которых нарушалась лишь плеском волн на скалах, а рядом две женщины: старуха в кресле и ее дочь возле торшера с абажуром из розового шелка…
Мегрэ машинально вертел в руках фотографию Брауна, имевшего наглость походить на него самого.
Глава 2
Расскажите мне о Брауне…
— Чем он занимался по вечерам?
Положив ногу на ногу, Мегрэ тоскливо взирал на старуху, пытавшуюся изображать светскую даму.
— Из дома мы выходили редко… Обычно дочь читала, а я…
— Расскажите мне о Брауне!
Старуха обиженно протянула:
— Он ничего не делал.
— Радио слушал, — вздохнула Джина, приняв очередную томную позу. — Насколько я люблю настоящую музыку, настолько же сильно ненавижу…
— Расскажите мне о Брауне. Он ничем не болел?
— Если бы меня слушал, — вмешалась мать, — не страдал бы ни печенью, ни почками… Мужчина после сорока…
Лицо Мегрэ тотчас выразило чувства человека, которому приходится выслушивать, как жизнерадостный олух травит старые шутки, ежеминутно заливаясь хохотом. Обе хороши! И чопорная старуха, и ее дочка с позами пышущей здоровьем одалиски.
— Вы сказали, что в тот вечер он вернулся на машине, прошел через сад и упал на пороге…
— Как если бы был мертвецки пьян, да! Я даже прокричала в окно, что не пущу его в дом, пока он не приведет себя в человеческий вид…
— Он часто приходил навеселе?
И опять ответила старуха:
— Если бы вы только знали, сколько нам пришлось вытерпеть за эти десять лет…
— Он часто приходил навеселе?
— Каждый или почти каждый раз, когда выбирался из дому… Совершал паломничества, как мы говорили…
— И частенько ему доводилось совершать подобные паломничества?
Мегрэ не смог скрыть довольную улыбку. Выходит все же, Браун не все вечера коротал в обществе этих двух женщин.
— Да почти каждый месяц.
— И сколько они длились?
— Чаще всего он уезжал на три дня, четыре, изредка задерживался дольше… Домой возвращался грязный, воняющий перегаром…
— И тем не менее вы позволяли ему уезжать?
Молчание. Старуха заметно напряглась и бросила на комиссара пронзительный взгляд.
— Но ведь деньги нужны!
— А разве нельзя было сопровождать его?
Джина поднялась со своего места, вздохнула и устало махнула рукой:
— Как это тягостно!.. Но я открою вам всю правду, господин комиссар… Мы не были обвенчаны, хотя Уильям всегда обращался со мной как с законной супругой, даже пригласил, как сами видите, мою маму жить вместе с нами… Все называли меня не иначе как госпожой Браун… В противном случае я бы ни за что не согласилась здесь жить.
