— «Навсегда» в этом мире нет ничего.
— Кроме смерти.
— Кроме нее. А что там, с той стороны…
— Вот и мне, старому, любопытно, ну да я не спешу… Знаешь прибаутку?
Стоит ветеран в очереди за чем-то там, мимо с нахрапом мордоворот лезет да дедку тому: «Тебя, дед, уже на том свете заждались, а ты все в очередях околачиваешься». А тот ему в ответ: «Да ты, милый, с твоей наглостью и туда поперед меня успеешь!» Это я к чему? К тому, что торопятся молодые, и не жить торопятся — проживать. Раньше как? Водочку употребляли да огурчиком либо грибочком маринованным закусывали… А нынче? Коктейль «Кровавая Мэри». Причем там, у них, аккуратно так наливают, по мастям — сверху водочка, снизу — сок томатный; а у нас — все вперемешку… И уж «Кровавая Мэри» это или «Кровавый Ваня» — не разобрать…
Константин Кириллович деликатно молчал, прихлебывал чаек, давая старику выговориться… Тем более опытом знал:
Герасимов ничего не говорит спроста…
— Россия — традицией живет. В этом все. Раньше и ордена-то какие были…
Андрей Первозванный… С девизом: «За веру и верность». Вера в Господа впереди верности государю почиталась. Ибо царь земной Царю Небесному — слуга и раб. Как и прочие. Но и помазанник Божий есть за народ ответственность несущий, как тогда называли — удерживающий. От смуты, от войны, от бесчинств, от безверия…
Или взять — Святого Равноапостольного князя Владимира орден… «Польза, честь и слава»… А Чечню… Чечню сдали дважды… Вернее — солдатиков, там воевавших.
И трудно им было, и больно, и холодно, а победили, по горам загнали, а их — предали. Чего ждать-то, а, Константин? Третьего, самого большого предательства?
Ее, армию, можно или действительно вытащить, или завалить. Вместе со страной.
Владимир Семенович отхлебнул чаю, продолжил:
— Знаешь, в чем истинная слабость нынешней власти?
— Это считать можно — не пересчитать…
— Если просто посудить — нет у Царя своего Поэта… Впервые за время разговора Решетов удивленно приподнял брови.
— И не впал я в старческий маразм, серьезно говорю… — спокойно продолжил Герасимов. — Что есть Россия? Империя. И была, и есть, и пребудет. А в империи должен быть Поэт. У Августа был Вергилий. И потому именно он, а не Цезарь, воплотил великую империю. У Карла Великого — Эйнгард. Скажете, империя каролингов развалилась? Бог с ней — возникла Франция! У Николая был Пушкин. И император оберегал своего поэта, как только мог! И от участия в кознях заговорщиков, и от другого…
— От смерти — не уберег.
— Жизнь и смерть — не в царской власти. А когда поэт лежал на смертном одре, Николай прислал человека: не беспокойся, Александр Сергеевич, судьба жены твоей и детей — на мне, вот мое государево слово… И не будет для них нищеты… Государь оплатил полмиллиона долгов: грешен был человек Александр Сергеевич, карточные забавы уважал… А полмиллиона по тем временам… Да…
— Пушкины не каждый год рождаются.
— Пушкин вообще один был, и повторений не будет. Никогда. А каждый государь выбирал все же… Чего не хватало-то?.. Сталину, к примеру? ан — ходил он, ходил смотреть спектакли, хотя и сам был мастером постановок… Только в постановках тех — смерть и кровь, предательство и трусость, шкурничество и рабская покорность… Не хватало Иосифу Грозному вокруг себя главного — благородства и чести. Вот и просиживал он на «Днях Турбиных» и смотрел на этих исполинов Белой гвардии… И желал таких — да не было… И «Пиковую даму» смотрел, любимая опера вождя-«Три карты, три карты…» Смысл глубинный: покориться воле Божьей или играть в чет и нечет — с судьбою или — с дьяволом?..
А Булгакова тронуть не дал. И Шолохова — не дал. Мех-лис к нему с докладной: дескать, вредный человек этот писака… Что ответил Сталин?.. «А где я возьму себе другого Шолохова?» Культ личности?.. Ну да, был культ… Но была и личность! А сейчас? Вокруг трона мельтешат невзрачные субъектики, появляясь из ниоткуда, убывая в никуда… Как там наши предки выражались?.. «У нежити своего лица нет, она ходит в личинах». И еще — нет у трона поэта. Знаешь, зачем государю поэт?
— Да уж не славословия петь, если умный.
— Не для них. Помнишь, у Матфея? «Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам…» То-то… Поэты — как дети малые, видят, предчувствуют, предвосхищают то, что другим не дано… И царь может глянуть на мир не с высоты трона, а как бы со стороны… И увидеть и царствие свое, и опасности угрожающие, и самого себя…
