— Может, это и пугает — увидеть самого себя глазами человека честного и талантливого… Не проще ли считать себя гигантом…
— …мысли и отцом русской демократии? Знаешь, Константин, чем мы, банкиры, отличны от политиков?
— Мы банкуем, они играют…
— Ну да, ну да… А в казино выигрыш всегда — у крупье… Но не в этом разница. Мы не страдаем конфабуляцией.
— Чем?
— Политики настолько привыкают общаться с «массами» вместо людей, что привычка выдавать желаемое за действительное прилипает к ним, как корь. И именно она даже могущественного владыку может превратить в беспомощного ребенка… Ведь нет ничего приятнее, чем видеть желаемое… Так что — если правитель не желает смотреть в свое «зеркало» и не будет держать рядом своего «ребенка», то вскоре потеряет и власть, и силу, и реальность и станет пустою клоунскою оболочкой для чужих мыслей, и размалеванною ширмой для чужих дел…
И-во что еще? Ну да, в персонаж анекдотов. Кстати, ты знаешь такого — Тао Юань Мина?..
— Политик?
— Поэт. Жил за пятнадцать веков до нас. Совершенно невероятный гений! Так вот… Как гласит предание, состоял он на государевой службе, то ли наместником, то ли при департаменте ихнем каком — не важно. И как-то, по мнению императора, провинился: то ли сказал не то, то ли смолчать не смог… Император его выбранил. И что поэт? Собрался и ушел. От богатств, от почестей, от власти — в деревню, где и стал кормиться от земли да писать стихи… И что же? Прошел так год, прошел другой… А на третий император Поднебесной сам явился к поэту… Уж о чем они говорили в уединении в бедной хижине — неведомо… А только поэт во дворец вернулся… И приближенные усмотрели в этом… э-э-э… высочайшем визите вовсе не унижение верховной власти, но мудрость…
— Жизнь коротка, искусство — вечно?
— Не надо так уж романтизировать императоров. Мантия в настоящем для многих куда важнее собственной страны в будущем.
— Но не для всех?
— Мудрые сочетают. Так вот, тот император Поднебесной был мудр: он понял, что потерял собственное зеркало, а значит, может потерять и власть, и могущество.
Владимир Семенович взял коньяк, разлил в две рюмочки:
— Ну, как говорит любимый народом генерал, за искусство?
— Откуда это?
— Из кино. «Особенности национальной охоты».
— Этот фильм я не видел. Дела…
— Посмотри. Тем более — охота в самом разгаре.
— На кого?
— На банкиров.
Снайпер рассматривал узоры на морозном стекле, но, кажется, не видел ничего. Он ждал.
Герасимов выпил рюмку:
— Что происходит, Константин?
— Происходит?
— Да. — Глаза старика смотрели зорко и остро. — Если начнется пальба, мне на восьмом десятке совсем не хочется стать дичью. Не умирать страшно — противно. Противно чувствовать себя уткой. Еще хуже — загнанным зверем.
— Стреляют плохих банкиров. А банкиры вашего уровня уходят… в своей постели, после исповеди…
— Константин, не в Швейцарии живем. И правила игры знаем.
— Понятия имеем.
— Вот именно. А любимая игра на Руси — в дурака. Кто попроще — в подкидного играет, кто посноровистей — в переводного.
— И на деньги.
— На громадные. Но мы с тобой не политики. Поэтому — давай разбираться…
— Попробуем.
— Ты умнее меня, Кришна. Пока я корпел в Госбанке, потом в Промстройбанке, потом — снова в Центральном, ты тихо заведовал отделением Внешторгбанка. В должностях не рос, сидел смирнехонько… А когда грянули судьбоносные времена да преобразования, Внешторгбанк остался на голой лысине — с долгами бывших братанков по соцлагерю, всяких национально-освободительных гамадрилов из солнечной Африки и целой груды «сочувствовавших системе» недоносков чуть не со всей планетенки… Платить никто не торопился: подождать, оно и само доразвалится… Сколько там?.. Миллиардов на сто? Хорошие деньги! Даже в виде мифа…
Герасимов плеснул себе полрюмки, подхватил на ложечку варенье, со вкусом выпил. Поднял на Решетова быстрые глаза.
— Дальше? Можно и дальше! — Банкир встал, начал монотонно ходить по комнате, заложив руки за спину. Говорил он тоже размеренно, устремив взгляд куда-то внутрь, словно читал давно заученную лекцию нерадивым студентам:
— Мы имеем дело с колонками цифр… И только мы на самом деле знаем истинное положение вещей — и то, что произошло, и то, что происходит, и то, что может произойти в самом недалеком будущем.
