— Вам покрепче?
— Как себе.
— Я густой пью.
— Ну, значит, густой. А вареньица нету?
— Только песок.
— Тоже хорошо. Грешен, люблю сладкое. Да это общее у стариков: кровь по жилушкам уже совсем не так скоро бежит, вот сахарком и греешься…
Геракл отхлебнул осторожно:
— Хорош. — Сделал еще глоток. — А я, молодой человек, Сергей Петрович, по делу. И разговор у нас долгий завьется. Серьезный разговор. — Посмотрел выразительно на вытяжную трубу…
— Проверено. У меня тут такой спец — просто кудесник. Не сомневайтесь.
— Раз говоришь — значит, знаешь. Ну, слушай… Герасимов рассказывал два часа. Сам по себе рассказ был настолько интересен, полон такими деталями и подробностями, что не поверить ему было просто невозможно.
— За все — самая большая благодарность Ефиму Яковлевичу Хейфицу, Царствие ему Небесное… Хотя он и некрещеный был, да и неверующий, я так себе думаю, — Господь, он чистые души сам отличает да к себе берет… — закончил старик рассказ. — А голова у него соображала так, что завидуй не завидуй, а гений…
Ну а ты… Изучил я твои дела… Пока на азарте да на сметке выезжаешь, а знаний да опыта тебе — еще набираться… Хотя… Ты знаешь, как Решетов тебя назвал? Поэтом! Он, конечно, сволочь, но голова у него варит… А ты, Сергей Петрович, уже и не такой молодой… Как у Александра Сергеевича? «Года к суровой прозе клонят…» Решил, как, что, с кем?
— А что тут решать… Я сын своего отца. А он своего. Когда-то давно, видно, самый старший Дорохов решил за нас всех: Честь и Отечество. Старинный девиз семьи.
— Ну и слава Богу. Тогда давай говорить о деле. Ты вряд ли даже представить можешь, какая за мною да за тобой сила соберется… А вот решать будешь ты. Сам.
…Откланялся Владимир Семенович под утро. В прихожей вдруг замешкался, поднял глаза:
— Вот что я тебе еще скажу, Сережа… Скоро и Россия, и мир переменятся.
Очень скоро. Гораздо скорее, чем мы можем себе представить… Уж ты поверь старику на слово…
* * *
…Мои невольные гости все-таки уснули, примостившись кто где. А я сижу на кухне, курю. Еще один звонок раздался уже под утро.
Это была Галя Вострякова. Заглянула в гостиную, перевела дух и тихо прошла на кухню.
— Дорохов, у тебя водка есть?
— Должна. — Я заглянул в старинный резной буфет, вытащил графин, закрытый фигурной литой пробкой.
— Налей. Выбираю рюмку.
— Нет. В стакан.
Стакан Галина Петровна опростала по-мужицки, единым махом, выдохнула:
— Только моему благоверному не сказывай. Не любит он этого. Как он, умница?
— Выше всяких похвал.
— Дорохов… Нет больше Замка. И — ничего там нет. Сейчас уже головни догорают.
Неожиданно опустила лицо в ладони и разрыдалась враз, подвывая в голос, причитая что-то по-бабьи… Плечи тряслись, я обхватил их, женщина уткнулась мне в плечо и припустила пуще…
Выплакалась, подняла лицо:
— Вам, мужикам, не понять… Налей еще, кавалер хренов…
Выпила, спросила просто:
— Что же теперь будет, а?
Я вспомнил разговор с Герасимовым:
— Да ничего страшного. Жить будем.
— Жить?
— Жить. Долго. Счастливо.
* * *
…Низкорослые кони неслись наметом, сшибая желтые солнышки одуванчиков.
Повозки, телеги с пленницами и добычей — все это осталось где-то сзади…
Впереди шла Орда — тьмы всадников, разделенные на десятки и сотни, скованные жестокой дисциплиной, алчущие крови, золота, власти… Они текли по равнине — грязные, грозные, раскосые… В желтых тигриных глазах Предводителя таилась спокойная ярость зверя, пришедшего в этот мир отнимать, подчинять, властвовать… Он знал:
Орда существует и будет существовать всегда, она не прекратит свой кровавый путь, пока воины не достигнут предела жестокости, славы, власти…
Пока он. Предводитель, будет видеть в их глазах отблеск того губительного, яростного огня, который пылает в нем… Но он знает: предела жестокости, славы и власти — нет, а значит, Орда будет нестись по вечной земле вечно, год за годом, столетие за столетием, и мир будет принадлежать Орде, и мир будет корчиться у ее ног в бесконечной кровавой агонии, год за годом, век за веком, всегда… И мириады звезд, холодных, равнодушных, из века в век будут взирать с высоты своего неуязвимого величия на беды, страдания, страсти жалких двуногих тварей, именующих себя людьми…
