Валериан Эдуардович Горин остановил кассету, снял очки, откинулся в кресле. Глаза его, лишенные толстых линз, разом уменьшились, взгляд стал потерянным и жалким, или — обращенным в себя, как это бывает с очень близорукими людьми, вдруг оказавшимися без привычного укрупнения мира. Впрочем, сейчас линзы на глазах носили многие с вполне нормальным зрением — стекло, особенно дымчатое, словно отделяло их от сутолоки мира, затеняло алчность или ненависть, зависть или злобу, азарт или жестокость, таившиеся в глазах.
Дымчатые очки стали таким же бессменным атрибутом многих бизнесменов и политиков, как и галстук. Впрочем, подобный фокус могли проделывать любые очки.
Не все люди умели контролировать почти неуловимое движение зрачков, когда говорили не правду; линзы позволяли скрыть этот «милый» недостаток. Впрочем, это не касалось «динозавров», прошедших по партийной или бюрократической лестнице «большой путь от сперматозоида до маршала». Эти лгали спокойно, уверенно, неторопливо, глядя с экрана в «глаза народу» в виде бликующего объектива дорогой камеры…
Валериан Эдуардович не спешил. Да, он боялся Магистра — этот мастодонт в последнее время стал уж слишком нервным и неуправляемым и вполне мог отдать своим отморозкам фатальный приказ… Но… Неуправляемых людей нет. У каждого — и своя заноза в пятке, и свое тайное наслаждение. Просто нужно найти эти точки и умело на них воздействовать. Многие работают по простой, но от этого не менее действенной схеме: накатить, испугать, довести до грани слома и — отступить, «погладить по шерстке»… Все это — игры для кретинов. Если знаешь, кто с тобой играет, делай вид, что принял его условия игры, и играй по своим правилам.
Аксиома любой войны, необходимая и для выживания, и для победы. Все эти легенды про рыцарство… Кстати, о рыцарстве… Что-то много в подсознании объекта накопилось этого бреда… Валериан нажал клавишу и снова запустил кассету.
Сегодня он чувствовал вдохновение. И еще — новое, полностью захватившее Валериана ощущение небывалой внутренней свободы, превосходства над окружающими, и прежде всего — над Магистром, над Германом, над тупыми, ненавидящими «яйцеголовых» охранниками, да и над всей этой, постепенно дичающей, бредущей «в никуда» страной… Помнится, в детстве он прочел этот роман Александра Грина — «Дорога в никуда». Почему в русской литературе этого тяжелого алкоголика считали «светлым романтиком»? Ощущение безысходности, безнадеги тогда овладело Валерианом настолько, что он едва не покончил с собой.
— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Горин коллегу, увлеченно просчитывающего что-то на компьютере.
— Тупик.
— Почему?
— По-моему, нам просто подсунули этого молодчика… Ты заметь, он по векам порхает, как дирижер по нотам! И — никакой конкретики.
— Ее и не должно быть. Может быть, шифр — в стихах?
— Да я уже давно разложил эти строфы на молекулы. Ничего. Пустышка.
— А расшифровка смыслов?
— Воз и маленькая тележка…
— «Головнями на ветру тлеют головы…» Что это?
— Это просто. Представь затухающий костер. Головня подергивается золой, из черной становится серой, пепельной, пока не истлеет вовсе и не превратится в прах. В ничто. Ну а по данному тропу… Седина это…
— И по цвету…
— Цвет — серый или серебристый, это как свет ляжет.
— Как свет ляжет… «Выстужая жар из душ, свет — из памяти…»
— Тоже просто: Евангелие от Иоанна, глава восьмая, стих двенадцатый:
«Опять говорил Иисус к народу и сказал им:
Я — свет миру; кто последует за мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни».
— Ты что, знаешь Евангелие на память?
— Конечно. Во-первых, мне нравится, во-вторых — ты и не представляешь себе, Эдуардыч, сколько людей, даже считающих себя атеистами, неосознанно кодируют свои «ключи» новозаветными или ветхозаветными текстами и преданиями…
— Пожалуй… Но… Откуда взялись эти стихи?
— А может, он — импровизатор.
— Кодировщик?
— Банкир!
— Банкир-импровизатор?.. Может быть, имеется несколько ключей, которые меняются в зависимости… В зависимости от чего?
— Не грузи себя, Эдуардыч… Так ты на Сальери похож…
