— Слушай, начальник, езжай своей дорогой. Мы ни к кому не в претензии, шоферим помалеху… Гера за рулем — так он трезвый… — подал голос мордатый.
Обтер разбитые губы тыльной стороной ладони. — А с кем надо — мы сами разочтемся. Дай срок.
— Трезвый, нет ли — то еще проверить надо… Да и, может, у него с мозгами не того: шутка ли, лицо навовсе на человечье не схоже… А срок… Срок я вам завсегда могу обеспечить… Пока — на трое суток, до выяснения, так сказать, ну а там, в клетке, многие из задержанных хулиганят… Те, которые злостно, — таких мы не любим, оформляем сразу, дела-то простые, и судьи довольны… И-по этапу, легкими птахами и без затей… Так что ты там о сроке журчал, мордатый?.. — Назаренко говорил размеренно, неторопливо; палец — на спусковом крючке автомата, предохранитель он подвинул, ствол — на пацанков… Власть есть власть, ее уважать треба.
— Извини, начальник. Мы чего? Мы — ничего, — быстро встрял в разговор Гера.
— Во-во. Вы — ничего. И для меня, и для Бубы. Уразумели? А вот что тут у меня деется, знать мне положено. По работе. Назар я, али не слыхали?
— Виноваты, начальник.
— Так-то. Так кто вас?
— Бежал какой-то, с девчонкой…
— Бежал? От вас, что ли?
— Да не… Спортсмен. В штормовке, в олимпийке… Ну мы это, притормозили…
— Дорогу спросить? Она тут одна.
— Ну… Как сказать… Скучно ехать-то…
— А девчонка — красивая…
— Классная телка… Ну, Бизмен из машины вышел, предложил подвезти, а спортсмен этот на нас и набросился.
— Так-таки и набросился…
— Ну…
— Он чего, больной, на таких кидаться?
— А мы знаем?
— Какой из себя спортсмен-то?
— Сухой, роста среднего, но плечи широкие. Лет ему тридцать пять, а то — побольше. А, в бороде он. Короткая такая.
— Кавказец?
— Не. Но — говор у него нездешний.
— Какой?
— Московский. Акает, как все тамошние. Ма-ас-ква-а…
— Мас-ква-а, говоришь…
— Ну.
Капитан кивнул на лежащий под колесом джипа нож:
— «Бабочка» — то чья? А? — Капитан вперил тяжелый взгляд в переносицу мордатого. — Соврешь — посажу. Обоих.
— Моя, — выдохнул Бизмен. — Так не холодное оружие…
— Я понимаю… Ты его вытащил просто яблоко помочь девочке очистить, так?
Мордатый пожал плечами.
— Вот что, соколики. Возиться мне с вами недосуг, а штраф треба заплатить.
— Да мы… Сколько?..
— Прейскурантов я не памятаю… Да ты по карманам-то зря не рыскай: вон, в нагрудном…
Бизмен вытащил плотную, перегнутую пополам пачку сотенных. Вопросительно посмотрел на капитана.
— Всю кидай, должно хватить.
— Да тут…
— А ты поспорь еще…
Бизмен кинул пачку капитану на колени.
— Вот тож-то… Квитанций у меня с собою нет, если сильно надо — так милости прошу в управу. Там и пропишем. Мордатый криво улыбнулся.
— И не лыбься. Чтобы духу вашего через полчаса близ станицы не было.
Зразумили? — Капитан захлопнул дверцу. — А Бубе передайте, чтоб таких мудаков больше на перегон не слал! Вы не то что бабки, вы «колеса» прокакаете. — Завел мотор. — И еще: вздумаете вернуться когда, счета на баланс подводить — башки поотшибаю. У нас так: или по-хорошему, или — по закону.
— Дуракам закон не писан, а умным — не нужен. Вот так и живет бывшая когда-то великой держава — по праву сильного. В своей разобщенности — беспомощная и беззащитная. Без закона, без ума, без царя. И в голове и на троне. А знаешь, что говорил Платон? — встретил меня Михеич по выходе из баньки. Это вместо «с легким паром…».
— Смотря по какому поводу.
Старик был плодовит.
У Михеича сегодня настроение боевое. На полу — груда газет. В Раздольную приходят не все, а потому Михеичу раз в неделю или две привозит кто-нибудь из станичников из Приморска целые груды.
Пока мы с Леной шлепали по шоссе, идея идти ко мне в гости поутру подвяла и засохла сама собой. Виной — благоустроенный газпромовский «Икарус», развозящий изнывающих от скуки и пьянства отдыхающих по этой поре газовиков по достопримечательностям округи и обратно. Увидев его, Лена приняла оперативное решение: вернуться, навести марафет до полного умопомрачения и объявиться позже. В нездешнем блеске и мерцании.
Приняв баньку и зализав царапины, усаживаюсь у стала и ловко скручиваю цигарку.
— «Закон ставит своей целью не благоденствие одного какого-нибудь слоя населения, но благо всего государства», — на память цитирует Михеич.
