— От кого?
— А у вас на Москве все друг дружку грызут. Поедом. Михеич вошел, держа ведерный кипящий самовар:
— Посторонись!
— И неймется тебе… Купил бы электрический да сидел бы, в ус не дул… — хмыкнул Назаренко.
— Чай без дымка — это кипяток. Тоже хорошо, когда другого нет…
Присядешь, Иваныч? Чайку?
— Да не… Ты это, вынес бы мне «сухарика», что ли… А то со вчера никак не отойду.
— Что так?
— Сушит. За газовиков зацепился.
— Эти как до «шила» дорвутся, не оттащишь! А бросал бы ты, Семен, казаковать… Не мальчонка уже…
— Да к свояку поехал по рыбу, а там уже и… Знаешь, как бывает: слово за слово, хреном по столу…
— Причащайся. — Михеич выставил на стол кувшин. Назаренко налил стакан, выпил безотрывно, мелкими глотками, передохнул — и второй следом.
— Ух… Вот чего не пойму, Михеич, так это — что ты за человек. Наши здесь сызмальства винокурят, а у них — то кисляк, то шмурдяк… Не, есть у Новохатки да у Еремея мастерство, а вкуса того — нет. Вроде и бессахарное винцо, а льется — как нектар. Пьян не будешь, а с груди тяжесть снимает! Ух!
— Так я вино не пьянства ради приготовляю, а для радости. Вот и вся разница. Как люди говорят: в вине забудешься — вины не оберешься!
— Твоя правда. Пойду. — Назаренко посмотрел на меня долгим взглядом:
— А ты бы, молодец, деревья другим разом обходил. Стороной. У вас на Москве — своя власть, у нас — своя. А власть — она уважения требует. Если б не Михеич…
Смотри.
— Буду стараться, — хмыкнул я.
— Во-во. Старайся, старатель.
* * *
Капитан Назаренко сидел в кабинете, глядя в одну точку. Ему было беспокойно. И вовсе не из-за отморозков. Этот московский парниша… Все было по станице тихо и гладко, так нет… Ему вспомнился сентябрь: служивые тогда подкатывали, и из управления, и фээсбэшники… И братва интересовалась — не случалось ли чего… А тут как раз — тишь да гладь была. И отдыхающих наплыв. А ведь они искали кого-то… Михеич тогда обмолвился как-то при встрече: племяш приехал… Ну племяш и племяш… Может, этого и искали, с «гайкой»?.. Как ни шути, а двоих «бакланов» он «на раз» разложил… И Михеичу он такой же племянник, как он, Семен Назаренко, Тарасу Бульбе…
Капитан Назаренко думал. Не, ни в управу, ни «смежникам» он звонить не будет… А вот атаману — надо. У атамана сейчас большие связи в крае… Да и сам он в крайуправлении двадцать с гаком годков в кадрах сидел… А ему, Семену, надоело ходить сивым мерином с кучкой звездочек на погонах… Пора бы и дырочку крутить… Вполне могут, за выслугу. Э-эх, служба… Да и, если по совести, от москаля этого чего хорошего можно ждать? И у себя беспорядок развели, и по всей стране так. А почему? А потому как люди несамостоятельные там, и в кого ни ткни — тот полковник, тот генерал, а еще и молоко на губах…
Вот и распоясались все у них… А время неспокойное.
У себя, в Раздольной, дело другое. Здесь он, Семен Назаренко, и власть, и закон. А от того московского могут быть только неприятности. Это он как-то сразу почуял. Вот и пусть они промеж себя и решают… Михеич, он дед сердобольный, а ему, Семену Назаренко, об станице меркувать треба…
Набрал номер указательным пальцем:
— Веруня… Это Назаренко… А вот и жаль, что узнала — выходит, богатым мне уже не быть… Слушай, Вер, ты вроде к старику, к Михеичу, ходила в сентябре — помнишь, я тебя встретил… С сумкой медицинской… Ну да… Не старик?.. Племянник?.. Простуда?.. Вер, ты доктор, а не я… Как это — нервное?.. Бывает, говоришь? Нет, с этим у меня пока… ха-ха… А чего? Лечь к тебе на обследование? Эге-ге… Знаешь анекдот про постового? Стоит старшина на посту. Подходит к нему гражданский… «Стоишь?» — спрашивает. «Стою», — отвечает. «И ночью стоял?» — «И ночью стоял». — «И весь день стоять будешь?» — «Прикажут — так буду». — «Хм… Хороший бы из тебя… получился…» Смекаешь, Веруня?.. Я — старый? Э-э-э… Ну так и заеду… Не отнекиваюсь… А вот на спор! Вот так и договоримся… Не-е-ет, языком ты работать будешь… А щас — демократия… Не, Оксанке моей это ни к чему… Да, Верунь… А кем тебе тот больной показался?.. Интеллигентный, говоришь?.. В бреду — ни слова матом?..
Ну, это не факт… Кого? Кришну? А, слыхал, это секта такая… На ученого?
