- Нельзя в этом. - Азиат показал на рваный мундир капитана. - Через час выходим.
- Так скоро?
- Караван-баши спешит, - уклончиво ответил Нафтулла.
Федор Андреевич направился к своим - перед разлукой хотелось в последний раз увидеть родные лица и поговорить на родном языке. Мимо торопливо пробежали несколько азиатов, вскочили в седла и с места приняв в карьер, помчались в пески. Капитан насчитав семь всадников, и каждый из них имел по две заводное лошади. Куда их понесло? Или это передовой дозор охраны каравана? Кстати, ни у кого из басурман Федор Андреевич не увидел винтовки.
Четверо русских уже готовились в дорогу. Платок привязали к сломанной пике и вручили Епифанову. Посылочку Кутергина спрятал за пазухой урядник. Он легко вскочил на коня и выехал первым, держа путь на закат. Проезжая мимо офицера, солдаты и казаки поочередно кланялись ему, но смотрели они уже сурово-отчужденно - в долгой дороге по пустыне им теперь придется рассчитывать только на себя, быстроту коней да оставшиеся два патрона. На линялую черную тряпку с зелеными разводами, привязанную к обломку пики особой надежды не было...
***
Хивинцы появились во второй половине дня, когда солнце уже начало клониться к закату и тени сильно удлинились. Усталые кони шли шагом, всадников разморило, они изнывали от жары и однообразия пейзажа - глазу русского человека, привычного к лесам, не за что зацепиться среди унылых песков, тянувшихся на многие сотни верст. А ну их совсем, эти пески, скорее бы хоть степь начиналась! Пусть солончаковая, но все же землица!
Подобно стае хищных птиц, басурманы держались в отдалении от жертв и описывали широкие круги, высматривая, как бы половчее ударить, чтобы покончить с делом разом: уже дважды они обламывали зубы и теперь хотели действовать наверняка.
Бессмертный загнал патрон в ствол винтовки. Самсонов вытянул из ножен шашку, а Епифанов поудобнее перехватил обломок древка пики. Безоружный Прокофий Рогожин шептал молитвы и крестился. Он подобрал бы хоть камень, чтобы не оставаться с голыми руками - негоже русскому солдату идти на заклание, аки агнцу, - но где его тут возьмешь, камень-то?
Пристально всматриваясь в колышущееся, как занавес, марево, урядник насчитал семь верховых. Но кто знает, сколько басурман на самом деле обложили скитальцев? Вдруг за пологими барханами прячется еще с десяток или два?
- Ну, держись, православный! - Кузьма прищурился, выискивая цель. - Двоих точно ссажу, а потом как Бог рассудит.
Самсонов привстал на стременах, озирая пески. Хивинцы сужали круги, но приближаться
на расстояние ружейного выстрела опасались: меткость казаков была хорошо известна. Упускать добычу им тоже не хотелось - каждый крепкий славянский раб стоил приличных денег.
- Господи, - простонал Рогожин. - Что же это делается-то? Аким, помахай тряпкой! Может, уйдут?
- Держи карман шире, - зло ощерился урядник. Тем не менее рослый Епифанов выпрямился в седле, поднял над головой обломок пики с черным платком, подаренным караван-баши, и начал размахивать им, будто собрался гонять голубей. Честно говоря, он тоже мало верил, что азиаты испугаются куска линялой материи, но утопающий хватается и за соломинку.
И случилось чудо! Хивинцы начали сдерживать лошадей, потом сбились в кучу и остановились в отдалении. Спустя несколько минут басурмане как по команде развернулись и погнали коней за барханы, словно их понесло туда неведомым ветром. Проводив их удивленными взглядами, русские вздохнули с облегчением, все еще не веря в счастливое избавление. Однако хивинцы не вернулись.
- Вот это да! - Бессмертный ошарашенно покрутил головой.
- Получилось, получилось! - Прокофий радовался, как ребенок. По его грязному рябому лицу текли слезы радости, оставляя на пыльных щеках серые дорожки.
- Слава те, Богородица! - широко перекрестился Самсонов,
Епифанов, улыбаясь, как блаженненький, мял и щупал черный платок с зелеными разводами. Он даже зачем-то понюхал тряпку - в его голове никак не укладывалось, в чем заключается ее неведомая сила заставившая басурман отступиться? С виду-то вроде ничего особенного, а поди ж ты!..
