- Ушел Нафтулка. Уже третий день, как ушел. Только старик раненых принялся лечить, он и собрался. Некогда, говорил.
Кутергин пожал плечами: кто поймет азиатов? То ему страшно одному ехать через пески, а то некогда. Задумываться над странностями торговца не хотелось, и Федор Андреевич подошел к маленькому костру, у которого сидели слепой старик и его сын.
Казавшиеся бесцветными в ярком солнечном свете языки пламени лизали медный кувшин. Слепец и его сын пили чай из маленьких фарфоровых чашечек. Испросив разрешения присоединиться к ним, капитан сел на песок, и сын старика с поклоном подал ему чашку с чаем.
- Так куда же вы шли? - выдержав паузу, спросил офицер.
- Далеко, в Северную Индию, - негромко ответил старик.
- Странный вы избрали маршрут. - усмехнулся Кутергин.
- Может быть, единственный из оставшихся. - Слепец спрятал в ладонях маленькую чашечку. - А ты знаешь караванные пути?
- Я приехал сюда рисовать землю на бумаге, делать карты, по которым можно найти дорогу без местных проводников.
- Значит, ты ученый? - уточнил старик. - Но ты же и воин? Или не так?
- Так, - согласился Федор Андреевич. - Любой грамотный военный должен быть еще и ученым. И не переставать учиться, чтобы уметь побеждать.
- Как твоя голова? - Слепой лекарь неожиданно переменил тему.
- Спасибо, значительно лучше.
Старик кивнул и погрузился в свои мысли. Его сын молча пил чай, словно разговор отца с русским офицером его совершенно не касался.
- Чем я могу отблагодарить вас за лечение? - нарушил затянувшееся молчание капитан.
- Ты еще не выздоровел окончательно, - усмехнулся слепец - и кто знает, вдруг позже ты проклинать буаешь тот день и час, когда встретился с нами? Поэтому не спеши с благодарностью.
- Ты говоришь загадками.
- Вся жизнь на земле - загадка. - Старик протянул чашечку сыну и тот наполнил ее чаем. - Мусульманин, который был с вами, ушел?
- Да, - подтвердил Федор Андреевич. - Почему вы все время спрашиваете о своих единоверцах? Опасаетесь их?
- Правильнее сказать: не доверяем, - ответил сын старика. - Среди мусульман нет единства, и многие из нас идут путями своей веры.
«Религиозные разногласия». - Кутергину сразу стало скучно. Он знал, что ислам делился на две большие ветви: суннитов и шиитов, а еще существовали множество сект. Влезать в дебри толкований Корана не хотелось, да и слабое знание языка не позволяло. Одно - поддерживать бытовую беседу, и совсем другое - вступать в теософские споры.
- Ты знаешь, где он сейчас? - вкрадчиво поинтересовался слепец.
- Нет, - сразу поняв, что речь о Нафтулле, честно ответил Федор Андреевич. - У нас с ним нет ничего общего.
- Время покажет, - протянул старик. - Иди, тебе нужно отдохнуть.
Судя по всему, он не намеревался продолжать беседу. Капитан встал, поблагодарил за чай, подозвал Епифанова и пошел к себе.
- Поздно вечером, уже без посторонней помощи, он вновь выбрался на улицу. Старик и его сын опять сидели у костра и пили чай. Днем слепой лекарь наложил свежую повязку, дал Кутергину выпить каких-то снадобий. Лихорадка больше не возвращалась, опухоль на плече спала, и рука действовала нормально - наверное, хорошо помогли тонкие золотые иголки, которые старик втыкал в тело. Поначалу Федор Андреевич воспринял столь необычный способ лечения с опаской но потом успокоился.
Русского офицера все более и более интересовал слепой восточный врач, неведомыми судьбами занесенный в дикие края, лежавшие вдали от караванных троп селении и городов. Какие ветры сорвали его с насиженных мест и погнали вместе с сыном в дорогу через огромные пространства? Какие тайны несет он в своей душе?
- Мы не закончили разговор, - присев у костра сказал Федор Андреевич.
- Ты видишь звезды? - Слепец поднял лицо к небу. - Они рождаются и умирают, как люди, но век человека много короче. Зато он тоже живет среди ледяной пустыни в мире зла и насилия.
Капитан слегка поворошил кизячный костерок. Небольшой сноп искр взметнулся к небу. Неожиданно его прочеркнула тонкая быстрая тень, и в глинобитную стену над головой Кутергина что-то глухо стукнуло. Обернувшись, он с удивлением увидел длинную стрелу - к ее еще дрожавшему от удара древку шнурком была привязана записка. Федор Андреевич оборвал шнурок, развернул бумажку и при слабом свете тлеющих углей прочел: «Русский! Оставь Шейха, его сына и уходи! Срок: два дня».
