Генерал. Но вдруг?..
Девушка. Вдруг? Что? Вдруг? (Кажется, что она подыскивает слова.) Ах, да, вдруг – это железо и огонь! Вдовы! Им нужно было ткать километры крепа для знамен. Под своими вуалями матери и жены прятали сухие глаза. Колокола кубарем летели с подорванных колоколен. На повороте улицы меня испугал голубой кордон! Я вздрогнула, но была успокоена твоей нежной и твердой рукой, моя дрожь прекратилась. Я снова пошла иноходью. Как я тебя любила, мой герой!
Генерал. Но… мертвые? Не было ли там мертвых?
Девушка. Солдаты умирали, целуя флаг. Ты расточал победы и милости. Вечер, ты помнишь…
Генерал. Я был таким нежным, что мог рассыпаться на снежинки. Рассыпаться на снежинки прямо на моих людей, скрыть их под самым нежным саваном. Рассыпаться на снежинки? Березина!
Девушка. Взрывы снарядов срезали головы. Наконец-то смерть взялась за дело. Проворная, она ходила от одного к другому, нанося рану, выкалывая глаз, отрывая руку, перерезая артерию, покрывая лицо свинцом, резко обрывая крик – наконец, смерть изнемогла. Выдохшаяся, умирая от усталости, она легонько облокотилась на твои плечи. Там она и заснула.
Генерал (пьяный от радости). Постой, постой, ты торопишь события, но я уже чувствую, что это будет великолепно. Портупея? Отлично! (Смотрясь в зеркало.) Ваграм! Генерал! Человек войны и парадов, вот каков я в своем гордом одиночестве. За мной нет никого. Просто появляюсь я. Если я прошел войны и не умер, прошел беды и не умер, если возвысился и не умер, то лишь ради этой минуты, близкой к смерти. (Вдруг он останавливается, обеспокоенный какой-то мыслью.) Скажи-ка, Голубка?
Девушка. Да, месье?
Генерал. Шеф Полиции, где он сейчас? (Девушка отрицательно качает головой.) Ничего? Все еще ничего? В общем, у него всегда все пшик. А мы, мы не теряем наше время?
Девушка (властно). Вовсе нет. Все это нас не касается. Продолжайте. Вы говорили: ради этой минуты, близкой к смерти… затем?
Генерал (беспокойно). …близкой к смерти …где я буду не ничто, но бесконечными отражениями в этих зеркалах, где мой образ… Ты права, расчеши свою гриву. Я требую, чтобы молодая кобыла хорошо выглядела. Итак, сейчас, по зову труб, мы спустимся – я скачущий на тебе – к славе и смерти, так как я иду умирать. Это спуск в могилу, вот о чем речь…
Девушка. Но, мой генерал, вы мертвы со вчерашнего дня.
Генерал. Я знаю… но торжественное и живописное нисхождение по незнакомым лестницам…
Девушка. Вы – генерал мертвый, но красноречивый.
Генерал. Потому что мертвый, болтливая лошадь. Тот, кто говорит, да еще таким красивым голосом – Образец. Я не более, чем образ того, кем я был. Теперь – ты. Ты наклонишь голову и закроешь глаза, так как я хочу быть генералом в одиночестве. Не для меня, а для моего образа, и мой образ для его образа и так далее. Короче, мы будем между равными. Голубка, ты готова? (Девушка кивает) Итак, едем. Подбери свое гнедое платье, лошадь, мой красивый испанский дрок. (Берет за голову игрушечную лошадку и пододвигает к себе, потом хлещет кнутом.) Привет! (Приветствует свой образ в зеркале.) Прощай, мой генерал! (Разваливается в кресле, кладет ноги на стул и приветствует публику, становясь неподвижным, как труп. Девушка располагается перед стулом, изображая гарцующую лошадь.)
Девушка (торжественно и грустно). Шествие началось… Мы пересекаем город… Мы идем вдоль реки. Я грущу… Небо низкое. Народ оплакивает прекрасного героя, погибшего на войне…
Генерал (подпрыгнув). Голубка!
Девушка (поворачиваясь, в слезах). Мой генерал?
Генерал. Добавь, что я умер стоя! (Снова принимает ту же позу.)
Девушка. Мой герой умер стоя! Шествие продолжается. Твои адъютанты идут впереди меня… Затем я, Голубка, твоя боевая лошадь… Военная музыка играет похоронный марш… (Девушка поет, маршируя на месте, Похоронный Марш Шопена, который подхватывает невидимый духовой оркестр. Вдалеке слышится треск пулемета.)
(Режиссер может прикрепить вожжи, одетые на плечи Девушки, к креслу на колесиках, на котором лежит Генерал, таким образом экипаж может покинуть сцену: Девушка тащит за собой кресло.)
