То, что монстр притаился в нежных желанных глубинах, то, что свидание с ним дарило блаженство, упоение, экстаз только усугубляло положение. Виктор вспомнил, как вторгся во влажные ядовитые плоти, как раз бился в энергичном ритме, как извергнул сперму в клоаку и застонал. Он не пользовался презервативом, не желал умалять наслаждение. Забеременеть от него Ольга не могла. О других последствиях он не думал. Нужно было, оказывается.
— Я здорова!
— Врешь, сука! — Осин отмахнулся от очередного оправдания, безусловно, лживого, как и все, что творила белявая мерзавка. Стальное лезвие мелькнуло в нескольких сантиметрах от лица Ольги. Непроизвольно, защищаясь, она махнула рукой. Острая кромка задела кожу, брызнула кровь. Кровь и привела Осина в чувство. Он вздрогнул и отшатнулся.
— Я здорова, — прижимая к порезу полотенце, Ольга бросилась в комнату и вернулась с бледно-голубым листком бумаги.
— Я здорова! — заявила снова и ткнула Осину бланк анализа.
Медицинское учреждение круглой печатью заверяло: у Литвиновой О.М.; двадцать восемь лет, десять недель беременности, венерических заболеваний нет. Также нет болезни Боткина, СПИДа и прочего. Перечень занимал ряд строк.
— Я здорова! — снова, как автомат повторила Ольга. — Я здорова.
Виктор оторвал взгляд от справки, уставился на Ольгу. На полотенце растекалось алое пятно. На красивом лице — ликование.
— Я здорова!
Вместо облегчения в душу вошло брезгливое отвращение. Десять недель беременности!
Осторожно ступая по крошеву из еды и осколков, Осин побрел в коридор. Его немного шатало, каждый шаг давался с трудом, ноги не слушались. Нож выпал из рук и звонко звякнул по чему-то металлическому на полу; то ли кастрюле, то ли чайнику или сковороде. Виктор с удивлением обернулся на звук, недовольно покачал головой, оценивая учиненный разгром.
— У меня нет СПИДа! Я совершенно здорова! — Ольга, злорадно сияя глазами, трясла перед его носом свидетельством о своем предательстве.
Белокурая Оленька не являла больше ужас и смерть. Не походила на королевну. Она предстала в истинном виде. Банальном, пошлом, примитивном. Обман и хитрость всегда банальны. Пошлы женские уловки заполучить в собственность самца. Примитивно стремление «приклеиться к крепкому плечу».
Осин овладел собой. Какая сука, подумал почти спокойно, какая мерзкая сука.
— Я представляла все иначе. Я надеялась, ты обрадуешься. Я не стану делать аборт! Если ты против, пожалуйста. Сама справлюсь. Твой ребенок…плод нашей любви…счастье для меня… бабушка мечтает о правнуке…
Напоминание о бабке оборвало терпение Виктора. Та лицемерила всю жизнь, эта изолгалась. Сучье племя! Бляди!
— Лучше бы ты сдохла! — плюнул под ноги Ольге. — Проститутка!
Руки тряслись. Пальцы не попадали в петли пальто.
— Ты поступаешь подло… — по щекам Ольги текли слезы.
— Какой у тебя срок?
— Почти два месяца.
— Еще можно успеть на аборт. — Осин почти изнемог, выдавив из себя пару предложений.
— Но…
— Не старайся напрасно. Ты просчиталась.
— Нет… — Ольга засуетилась, — мы познакомились в январе, сейчас март. Ровно два месяца.
— Ты просчиталась, — повторил Осин угрюмо. — У меня не может быть детей.
— А Даша?
— Теперь у меня не может быть детей. — Он открыл дверь.
— Не уходи…
— Петух трижды не прокричит, прежде чем ты предашь меня. Да? Прощай милая. Ищи других дураков, растить чужих ублюдков. Я пас. За остальное — спасибо.
Он зашагал вниз по лестнице. Подбородок гордо вскинут, походка уверенная и энергичная. И лишь на улице, в темноте, под пронизывающим мартовским ветром, заблудившись в закоулках незнакомых дворов, Осин позволил себе слабину. Рухнул на ближайшую лавку, обхватил голову руками и громко, с надрывом, как пес, завыл, забормотал проклятия людям, которых недавно знал и любил. Которые предали его, бросили на растерзание неведомому ублюдку.
— Будьте вы прокляты, прокляты, прокляты… — призывал Осин кару небесную на головы врагов и бывших друзей.
В подъезде своего дома, опрятном и веселом, стараниями консьержки, украшенном цветами и дешевыми репродукциями, из лифта на встречу Виктору выскочил мужчина в маске с прорезями для глаз. В руках он держал пистолет.
