— Внизу, в подвале, я видела детскую кроватку с сеткой, — наконец сказала она. — А мой письменный стол сгодится как пеленальный. Можно обойтись и без изысков, Йоаким.
Но на это ни Йоаким, ни Дитте не согласились. На следующей неделе они купили белую кроватку с сеткой, которую можно было поднимать и опускать, дорогую синюю коляску, детскую ванночку, пеленальный столик и четыре полки, где Йоаким предполагал держать игрушки и пеленки. Дитте смастерила мо́биль из рыбок металлически-зеленого цвета, чтобы повесить над столиком.
— А еще, — сказала она, — нам нужен плакат, на который сестренка будет смотреть.
— Непременно, — кивнул Йоаким.
— И шторы, — добавила Дитте. — Пусть мама сошьет.
Однако Сюзанна не имела ни малейшего желания шить шторы.
— Какой материализм! — воскликнула она. — У тебя на уме одни только детские ванночки и прочая ерундистика. А ведь здесь, — она положила ладонь на свой округлившийся живот, — здесь человек. Надеюсь, тебя это не разочарует, — с театральным пафосом произнесла она. — Надеюсь, ты понимаешь, что на свет появится не дизайнерская кукла, а ребенок, который писает, какает, кричит, постоянно требует еды. И все это, стало быть, ляжет на мои плечи, в то время как ты будешь себе сидеть на работе.
Дитте выслушала эту тираду с испугом, подбежала к дивану, где лежала мать, обняла ее.
— Мама, мы ничего больше делать не будем! — дрожащим голосом воскликнула она.
Йоаким чувствовал, как внутри закипает негодование, но смолчал. Во-первых, не хотел затевать ссору при Дитте, а во-вторых, ему всегда было очень трудно спорить с Сюзанной. Ведь, в сущности, она, что называется, ловила его с поличным, снова и снова.
Однажды вечером в пятницу, в начале декабря, Йоаким повел Дитте на площадь Конгенс-Нюторв покататься на коньках. Он хорошо помнил, сколько радости сам получал в детстве от катания на коньках, и хотел научить Дитте, ведь девочка никогда раньше на катке не бывала.
Они взяли напрокат коньки, сели на деревянное ограждение, переобулись, меж тем как Дитте без умолку рассказывала про всякие происшествия на продленке. В воздухе густо мельтешили крупные хлопья снега. Держась за руки, они ступили на лед и медленно, неуверенно двинулись к середине катка. Йоакима удивляла собственная неуклюжесть. За минувшие годы он стал намного выше, и теперешний рост, похоже, не соответствовал тем движениям и точке равновесия, какие помнило тело. Вдобавок другие конькобежцы постоянно грозили сбить его с ног. Кругом кишмя кишели скользящие во всех направлениях темные фигуры. Йоаким с трудом ковылял вперед, думая лишь о том, как бы ни с кем не столкнуться и не упасть. Дитте была в восторге. После двух-трех первых кругов она уже ловко приплясывала вокруг него, высунув язычок, чтобы ловить снежинки.
— Смотри, Йоаким! — кричала она. — Смотри! У меня получается!
От радости девочка нарочно с разбегу врезалась в Йоакима, он не устоял на ногах, вместе с нею рухнул навзничь и рассмеялся:
— Вижу. У тебя правда получается!
Скоро Дитте надоело дожидаться его. Она пулей срывалась с места и вдруг снова была рядом, выныривая то с одной стороны, то с другой.
— Эй! Как дела? — весело окликала она, резко тормозила, а в следующий миг опять исчезала.
Лезвия сотен коньков с легким свистом резали лед, фонари над катком ярко сияли, от киосков тянуло запахом блинчиков и жареного миндаля.
Через полчаса Йоаким предложил девочке наведаться к этим киоскам. Снимать коньки Дитте не пожелала, так как видела, что многие выходят за пределы катка прямо на коньках. Но ей пришлось подождать, пока Йоаким обует свои черные ботинки.
Они встали в конец длинной очереди. Дитте, разгоряченная и взбудораженная, держала Йоакима за локоть, и он чувствовал, как ему передается ее мелкая лихорадочная дрожь.
— Мы непременно расскажем маме обо всем, — повторяла она. — Вот если бы мама была тут и видела нас!
— Ничего, на будущий год увидит, — пообещал Йоаким.
— А разве можно с коляской кататься на коньках?
— Думаю, да. Или сделаем малышу коляску на полозьях.
Дитте расхохоталась.
Очередь мало-помалу двигалась вперед. Из маленького красного ларька, где виднелись какие-то фигуры, разливавшие тесто на круглую железную сковородку, валил пар. Как вдруг Дитте оцепенела и, вытаращив глаза, умолкла на полуслове. Потом быстро отвернулась.
