Согласно философскому словарю, двоевластие – «острейшее проявление раскола общества, народа и власти, правящей элиты и локальных сообществ, выражающееся в стремлении расколотых частей сформировать свои центры…» У Льва Троцкого в его эссе о двоевластии как явной фикции говорится еще более категорично: «Двоевластие не только не предполагает но, вообще, исключает дележ власти на какое-то равновесие…» Нам, привыкшим к ощущению иллюзорности происходящего, подобная констатация представляется несколько опасной, а потому нежелательной, и мы с готовностью пускаем ее по ведомству подозрительного элемента. А между тем, пресловутое «два в одном», – и мы это осознаем с нарастанием, – вполне актуальная мета-реминисценция из «Мелкого беса», где в зловещей, исчерпанной реальности «люди облаивают друг друга», «собаки сально хохочут», «деревья не дают тени», «любовь трупцем попахивает…» А Недотыкомка – как смещенное сознание – кружит, заметает следы и «околпачивает»…То есть вольно-невольно как бы доструктурирует образ тандема, продолжающего свое иррелевантное шествие.
5.
В вышеупомянутой книге Ильи Эренбурга «Портреты современных поэтов» читаем: «Прежде, чем открыть для себя Сологуба, я представлял его не то индусским факиром, не то порченной бабой-кликушей. Увидев впервые, сильно разочаровался…» И в самом деле, встретившись с автором «Мелкого беса», Эренбург оказался поражен его предельным прозаизмом. Было очень трудно поверить, вспоминает мемуарист, что легализуемое сладострастие, строгая система разрушительной логики, театрально-пакостническая плоть, гуманитарная абсурдистика, мягкие гомосексуальные наклонности, наконец, рационально-деструктивная правильность исходят от этого безликого дидактика и моралиста…
Русское сознание текущих дней – это архитрагическое сознание. Но трагичность эта постоянно снимается и нейтрализуется мощным «паяцтвующим» началом. «Мелкий бес» и Недотыкомка в этом контексте – нечто вроде сниженного квази-Евангелия, которое реализует себя в сочетании карнавально-высокого и мизерабильно-низкого. Более того, именно эти два контрапункта – хохмящая высота и безмерная низость – определяют саму архитектонику текущего бытия.
«Мир прекрасен и в отчаянии!..» – проговорил постреволюционный Александр Блок. Ему было плохо не от того, что ему плохо, а от того, что другим еще хуже… Мог ли испытывать подобное Сологуб? Нет, создатель Недотыкомки мог произнести только то, что многократно повторял перед смертью: «Мне бы еще походить по этой земле…» Живший вместе с Сологубом в Детском Селе Разумник Васильевич Иванов, критик, теоретик и литературный историк, вспоминает, что в 1927 году, на исходе своих дней, Федор Кузьмич превратился в того, кем и был – рефлектирующего Федю Тютюнникова, будто непроизвольно ронявшего бесхитростные слова, стекавшие с застенчивой души, и лепившегося не к отраве суеты и яду комфорта, а жизни-смерти без ложных представлений.
В своем стихотворном сборнике «Пламенный круг», вышедшим вместе с «Мелким бесом», Сологуб предсказал:
Я зажгу восковую свечу
И к творцу моему воззову,
Преклоняя главу и колени:
Бытия моего не хочу,
Жития моего не прерву,
До последней пройду все ступени.
В контрастном мироощущении дня сего такое заклинание: «Жития моего не прерву…» – позиция столь же отвечающая реальному моменту, сколь и предельно чреватая. Дело в том, что явленная на сейчас «распря» между Россией Великой и Россией Комфортной, открывает не бездну, а безумие «Недо» – духовного лишенчества, дуального отщепенчества, репрессивного девианства. Намерение нашего достославного тандема «до последней пройти все ступени» – это модификация отсроченной смерти: цепная реакция мутаций, что неизбежна при вхождении во Всемирное Государство. Это окончательная утрата русскости как ощущения собственной страны и собственного народа. Это самоотречение не ради «высшего» в нас, стремящихся быть Великой Россией, а ради «низшего» – России Комфортной. Того сияющего на торжище Мутанта, что сплачивает генно-модифицированных вокруг Тандема, «идеального» в своем мини-различии, и лишает святого-святых – национальной идентичности как судьбоносного «верха».
