3.
Путь к креслу Президента, даже проторенный, остается прихотливым, и, как представляется, ни в одной из медведевских тусовок не проглядывает так отчетливо, как в этом легком-прелегком ультра-проминаже. О бесконечных пиар-изюминках Дмитрия Анатольевича можно толковать бесконечно, но здесь он определенен. И, несмотря на несколько косноязычное притопывание перед рубищем «Матерых», не напуган и полнозвучен. «Нашим пацанам было приятно…» услышал Президент под занавес. И на уровне эмансипированного исторического контекста сомкнулся с «неистовыми» – российским мелкобуржуазным авангардом: «напостовцами, «неовеховцами», «конструктивистами», получившими при Троцком карт-бланш творцов «перманентного» преображения. А в наш контрреволюционный и закамуфлированный реванш-промежуток – 1990-2012 гг. – «новых русских», решительно отделивших «гетто избранничества» «от кишащего быдла» и «тоталитарного смрада».
«Мы будем беспощадно бороться со Стародумами, которые благоговейной позе застыли перед гранитным монументом русской классики и не хотят сбросить с плеч ее гнетущей национально-выморочной тяжести…». Под таким забралом волонтеры достопамятного планетаризма – Леопольд Леонидович Авербах, Семен Абрамович Родов, Калмансон Лабори Гилелевич – пошли на штурм классической были-небыли, восседавшей на былинном коне. И в первом же номере журнала «На посту», вышедшем в 1923 году, подложили под неподатливую русскую реальность долгосрочную мину: «Без перерыва копать, пахать, сносить…». Сегодня, когда этот идол изведения народного Духовного Ядра несколько поутратил свою необузданность, странновато видеть, как Высший Иерарх России, все еще остающейся субъектом народа, с торопливым усердием занимает его место. То есть продолжает действовать так, будто русофобия только набирает силу.
4.
Александр Александрович Фадеев, самолично состоявший членом «рапповского» стойбища, воспротивился самодурству неистовых, рвущемуся из пустоты. И одним из первых в обустроительной компании «эксов» смоделировал «лучшего» из местечковых вождей. В его романе «Разгром» есть эпизод, весьма наглядно передающий перипетии восхождения мальчика из замкнутого мелкобуржуазного мирка в мир национально-исторический, Русский. «Неужели и я был такой или похожий?..» – размышляет Левинсон, мысленно обозревая Мечика, воплощающего, по Фадееву, «всю» люминантно-патологическую прыть авербахо-родовского «телоса». Прошедший «тернии» с русским низовым людом, «он только и мог вспомнить семейную фотографию, где тщедушный еврейский мальчик – в черной курточке с большими наивными глазами – глядел с удивленным, недетским упорством в то место, откуда, как ему сказали, должна вылететь красивая птичка. И, помнится, он чуть не заплакал от разочарования, чтобы, пройдя много разочарований, окончательно убедиться, что «так не бывает…».
Фадеев отделил Левинсона от неукротимых, как бы провидя и новых интер-правых, и новых интер-левых, и даже самого Дмитрия Анатольевича Медведева, бравадно преодолевающего музу «Гнева и Печали» и от этого создающего ощущение чего-то ущемленного, вихляющего, ненастоящего. Если сказать иначе, то автор «Разгрома» глазами Левинсона прозрел галерею необольшевистских нетопырей-перерожденцев и выставил своего героя в ранге исторического прорицателя. Точнее, гипотетического вершителя, ибо он, Левинсон, действенно бы ужаснулся той крови, грязи и полоумной аморальности, среди которых беспримерно-весомо чувствует себя наш Президент.
5.
Впрочем, если оторваться от «пост» и обратиться к «прото», Дмитрий Анатольевич Медведев пребывает сейчас в сдавленно-эйфорическом историческом промежутке. Отвергнув опыт родного отца – Анатолия Афанасьевича Медведева, – до конца жизни, если верить источникам, остававшегося несгибаемым бойцом левинсоновской складки, Дмитрий Анатольевич обрел то таинственное измерение, что соединяет день текущий со днем минувшим. Не сотворив ничего, что хоть отдаленно напоминало бы свершения Былого, он закрепил себя в медийно-головокружительном либертинаже как заклинатель «саркози-образца», как Супер-лидер, гностически отстраненный от самого представления о том, что такое родное искусство, отечественная история, Россия страдающая, а не обезумевшая. Этой иллюзии помогает инновационный синдром, при всем своем лоскутно-нарцисстическом оперении воплощающий насущную необходимость Сияющего фасада как прорыва вовне.
