Увы, пересказ не передаёт настроения речи Линкольна. Херндон, как и все, заворожённо слушавший Авраама, отбросив карандаш и бумагу, вспоминал: «Его речь была преисполнена огня, энергии, силы. Там была логика — и был пафос, там был энтузиазм; там были справедливость, равенство, правда и право, раздувавшие божественное пламя негодования в душах людей, выведенных из себя несправедливостью. Его речь была жёсткой, колючей, вызывающей и яростной»>{283}.
Но при всей ярости и негодовании молодая Республиканская партия была ещё слишком рыхлым образованием, объединённым общим «против» и не имеющим общего «за». В предстоящей уже осенью 1856 года борьбе за пост президента республиканцам предстояло соперничать с очень серьёзными конкурентами. Демократы благоразумно не стали выдвигать в кандидаты в президенты сенатора Дугласа — слишком многих он разозлил «Канзас — Небраской», вызвавшей «кровопускание в Канзасе». Как и боялись наиболее проницательные умы, теоретические дебаты переросли на крайнем Западе в открытый конфликт и борьба за дугласовский «народный суверенитет» стала вооружённой. В мае 1856 года большой отряд сторонников рабовладения с пятью пушками устроил погром в оплоте фрисойлеров городе Лоуренс: сжёг редакции газет и гостиницу, разграбил жилые дома и резиденцию «свободного губернатора». В ответ радикальный аболиционист Джон Браун, бородатый старик с горящими глазами воинствующего пророка, провозгласил принцип «око за око», создал партизанский отряд и начал жестоко убивать безоружных поселенцев, поддерживающих рабство. В отместку была разорена усадьба Брауна… Счёт убитых пошёл на сотни. В том же мае конгрессмен из Южной Каролины Престон Брукс устроил «кровопускание в Конгрессе» — прямо в Капитолии жестоко избил сенатора Чарлза Самнера, острого на язык противника рабовладения из Массачусетса, сломав о его голову трость с тяжёлым серебряным набалдашником. Окровавленный Самнер упал без сознания; три года он будет лечить и не залечит до конца полученные травмы. А Бруксу начнут приходить новые трости «от благодарных южан» с пожеланиями прибить побольше янки-аболиционистов. На заседания Конгресса народные избранники стали ходить вооружёнными.
Чтобы снизить градус общественного противостояния, демократы подобрали на пост президента нейтральную кандидатуру Джеймса Бьюкенена, бывшего госсекретаря, имевшего впечатляющий послужной список и удачно отсидевшегося за океаном, в качестве посла в Лондоне, в последние бурные годы. Националисты-«незнайки» объявили себя Американской партией и выдвинули кандидатом экс-президента Милларда Филмора, привлекавшего избирателей обещаниями «держать в рамках понаехавших».
Общенациональный партийный съезд республиканцев собрался 17 июня в просторном мюзик-холле Филадельфии. На роль первого кандидата-республиканца претендовали лидеры партии: энергичный сухопарый сенатор из Нью-Йорка Уильям Сьюард и широкоплечий губернатор Огайо Салмон Чейз. Но в итоге было решено выдвинуть не столько сильного политика, сколько яркую, привлекательную и положительную личность, известную всей стране. Кандидатом в президенты провозгласили «Следопыта дальнего Запада», красавца и смельчака Джона Фримонта, одного из первых сенаторов свободного штата Калифорния. Личные достоинства Фримонта были приумножены удачным браком, в котором — редкий случай — любовь переплелась с расчётом>{284}. Его жена Джесси, красавица и умница, была дочерью знаменитого сенатора Томаса Харта Бентона, многолетнего лидера Демократической партии и сторонника освоения Запада. Тесть, теоретик освоения Запада, помогал зятю-практику в организации наиболее громких экспедиций, чем немало способствовал его успеху и известности. Ко всему прочему, имя кандидата эффектно звучало продолжением девиза Республиканской партии: «Фри сойл, фри лэйбор, фри мен, Фримонт!» — «Свободная земля, свободный труд, свободные люди, Фримонт!». Партийные поэты принялись строчить тексты агитационных песен вроде такой:
Так грянем же ура!
Так грянем же ура!
Храбрец Фримонт
Возглавит фронт,
Пришла его пора!
