|
| So it was finished then, down to the last plank and brick and wooden pin which they could make themselves. | Итак, дом был закончен - до последней доски, кирпича и деревянной шпильки, которые они могли изготовить сами. |
| Unpainted and unfurnished, without a pane of glass or a doorknob or hinge in it, twelve miles from town and almost that far from any neighbor, it stood for three years more surrounded by its formal gardens and promenades, its slave quarters and stables and smokehouses; wild turkey ranged within a mile of the house and deer came light and colored like smoke and left delicate prints in the formal beds where there would be no flowers for four years yet. | Непокрашенный и необставленный, без единого стекла, дверной ручки или щеколды, в двенадцати милях от города и почти на таком же расстоянии от любого соседа, он простоял еще три года, окруженный своим регулярным садом и прямыми аллеями, хижинами рабов, конюшнями и коптильнями; дикие индюки бродили в одной миле от дома, а дымчатые олени легким шагом подбегали совсем близко, оставляя еле заметные следы на симметричных клумбах, которые еще четыре года простоят без цветов. |
| Now there began a period, a phase, during which the town and the county watched him with more puzzlement yet. | Теперь начался период, фаза, когда город и округ наблюдали за ним даже с еще большим недоуменьем. |
| Perhaps it was because the next step toward that secret end which General Compson claimed to have known but which the town and the county comprehended but dimly or not at all, now required patience or passive time instead of that driving fury to which he had accustomed them; now it was the women who first suspected what he wanted, what the next step would be. | Возможно, это было потому, что следующий шаг к достижению той тайной цели, о которой генералу Компсону, по его словам, было известно, но которую город и округ представляли себе весьма смутно или вообще никак не представляли, требовал теперь терпения и пассивного выжидания вместо бешеной гонки, к которой он их приучал; что именно ему нужно и каков будет его следующий шаг, первыми заподозрили женщины. |
| None of the men, certainly not those who knew him well enough to call him by name, suspected that he wanted a wife. | Никто из мужчин, и уж конечно не те, кто знал его достаточно хорошо, чтобы называть просто по имени, не подозревали, что ему требуется жена. |
| Doubtless there were some of them, husbands and bachelors both, who not only would have refused to entertain the idea but would even have protested against it, because for the next three years he led what must have been to them a perfect existence. | Не подлежит сомнению, что некоторые мужчины - и женатые и холостые - не только не согласились бы с таким предположением, но даже решительно его бы отвергли, ибо образ его жизни в последующие три года должен был им казаться верхом совершенства. |
| He lived out there, eight miles from any neighbor, in masculine solitude in what might be called the halfacre gunroom of a baronial splendor. | Он жил там в восьми милях от ближайшего соседа, в холостяцком одиночестве, в поистине великолепной - как бы ее назвать? ну, скажем, оружейне площадью в полакра. |
| He lived in the Spartan shell of the largest edifice in the county, not excepting the courthouse itself, whose threshold no woman had so much as seen, without any feminized softness of window-pane or door or mattress; where there was not only no woman to object if he should elect to have his dogs in to sleep on the pallet bed with him, he did not even need dogs to kill the game which left footprints within sight of the kitchen door but hunted it instead with human beings who belonged to him body and soul and of whom it was believed (or said) that they could creep up to a bedded buck and cut its throat before it could move. | Он жил в спартанской оболочке самого большого строения во всем округе, не исключая даже здания суда, в доме, порога которого ни одна женщина не только не переступала, но даже и не видела, без всяких атрибутов женской изнеженности вроде оконных рам, дверей или тюфяков; там, где не только не было ни единой женщины, которая могла бы возразить, если б ему вздумалось спать на одной соломенной подстилке с собаками, но где ему даже не требовались собаки, чтобы убивать оленей, оставлявших следы возле дверей на кухню, ибо вместо них он охотился с двуногими, которые были ему преданы душой и телом и которых считали (или говорили, что считают) способными подползти к спящему оленю и перерезать ему горло прежде, чем он успеет шевельнуться. |
