|
| I don't plead propinquity: the fact that I, a woman young and at the age for marrying and in a time when most of the young men whom I would have known ordinarily were dead on lost battlefields, that I lived for two years under the same roof with him. | Я не ссылаюсь на близкое родство: на то, что я -молодая девица, созревшая для замужества, и в ту пору, когда большая часть молодых людей, с которыми я при обычных обстоятельствах была бы знакома, погибли на полях проигранных сражений - два года прожила с ним под одной крышей. |
| I don't plead material necessity: the fact that, an orphan a woman and a pauper, I turned naturally not for protection but for actual food to my only kin: my dead sister's family: though I defy anyone to blame me, an orphan of twenty, a young woman without resources, who should desire not only to justify her situation but to vindicate the honor of a family the good name of whose women has never been impugned, by accepting the honorable proffer of marriage from the man whose food she was forced to subsist on. | Я не ссылаюсь на нужду: на то, что я, сирота, женщина, нищая, естественно обратилась даже не за покровительством, а просто за хлебом насущным к своим единственным родичам - к семье своей покойной сестры; и тем не менее кто осмелится осудить меня - двадцатилетнюю сироту, молодую девицу без всяких средств - за то, что я хотела не только оправдать свое положение, но и защитить честь семьи, где доброе имя женщин всегда оставалось незапятнанным, приняв честное предложение от человека, чей хлеб я вынуждена была есть. |
| And most of all, I do not plead myself: a young woman emerging from a holocaust which had taken parents security and all from her, who had seen all that living meant to her fall into ruins about the feet of a few figures with the shapes of men but with the names and statures of heroes-a young woman, I say, thrown into daily and hourly contact with one of these men who, despite what he might have been at one time and despite what she might have believed or even known about him, had fought for four honorable years for the soil and traditions of the land where she had been born. | А главное, я не оправдываю себя - молодую девицу, которая вырвалась из смерча, отнявшего у нее родителей, достаток и все остальное, которая видела, как все, что составляло ее жизнь, превратилось в груду развалин, окружавших несколько фигур, имевших облик людей, но имена и осанку героев, - да, молодую девицу, вынужденную ежедневно и ежечасно сталкиваться с одним из этих людей, который, несмотря на все то, чем он мог быть когда-то, и несмотря на все то, что она могла о нем думать и даже знать, четыре года доблестно сражался за землю и традиции этой страны, где она родилась. |
| And the man who had done that, villain dyed though he be, would have possessed in her eyes, even if only from association with them, the stature and shape of a hero too, and now he also emerging from the same holocaust in which she had suffered, with nothing to face what the future held for the South but his bare hands and the sword which he at least had never surrendered and the citation for valor from his defeated Commander-in-Chief. | И человек, который все это сделал, хотя он и не перестал быть злодеем, а только поменял свою окраску, тоже обладал бы в ее глазах - хотя бы в силу одного только общения с героями - осанкой и обликом героя; и вот теперь он тоже вырвался живым из смерча, принесшего столько страданий ей, и встречал уготованное Югу будущее, не имея ничего, кроме голых рук, сабли, которую он, по крайней мере, ни разу не сдал неприятелю, и благодарности за доблесть от своего потерпевшего поражение главнокомандующего. |
| Oh, he was brave. | О да, он был храбр. |
| I have never gainsaid that. | Этого я никогда не отрицала. |
| But that our cause, our very life and future hopes and past pride, should have been thrown into the balance with men like that to buttress it-men with valor and strength but without pity or honor. | Но почему же единственной опорой нашего дела, всей нашей жизни, надежд на будущее и гордости минувшим должны были стать такие люди - люди, обладавшие доблестью и силой, но лишенные сострадания и чести? |
