— Это ещё смотря в каком возрасте они стали бессмертными, — заметил Антон.
— Ты знаешь, я не думаю, что они столкнулись с этим лет так в тридцать, — предположил Евген. — Я имею в виду в тридцать нормальных, человеческих лет. Они ведь в своё время объясняли нам, что тела должны быть достаточно молодыми, для того чтобы успешно выдержать процессы трансформации. И, опять же, нужно обладать крепкими костями, которые способны были бы перенести внутреннее изменение химического состава, повышение содержания кальция…
— А в тридцать лет ты как будто уже прямо рухлядь древняя, — не согласилась Настасья.
— И всё-таки Женёк, скорее всего, прав, — поддержал друга Антон. — Мне представляется гораздо более вероятным, что обращение Флавиуса и Сильфиды произошло ещё до того, как им исполнилось хотя бы двадцать.
— И это возвращает нас к сути моего вопроса, — напомнила Малиновская. — Как нам известно, опять же, по их рассказам, старение тел все-таки происходит, потому что все в мире подвержено увяданию и распаду. Загадка не в этом. Так сколько же должно было пройти лет, чтобы наши наставники, пусть даже пережившие трансформацию в юном возрасте, физически смогли постареть ещё примерно на столько же?
Друзья начали приближаться к краю леса, и, несмотря на поздний час, по пути им начало попадаться все больше народу. Сквозь деревья тут и там уже проглядывали огни городских кварталов, похожие на гигантских светлячков, парящих над сгущающейся темнотой.
— Мы, к сожалению, не обладаем всей полнотой математических данных для того, чтобы знать наверняка, насколько быстро протекают те или иные действия, — сказал Антон. — Но, осмелюсь предположить, что речь идёт никак не меньше, чем о нескольких тысячах лет.
Они вышли на улицу, и Малиновская посмотрела на Антона — его лицо, освещённое в этот момент светом уличных фонарей, выражало крайнюю степень задумчивости, — похоже, он всё ещё пытался что-то сосчитать наверняка.
— Тысячи лет! — изумилась Татьяна. — Довольно впечатляюще.
— А почему бы нам как-нибудь не спросить у них об этом напрямую? — предложил Слава.
— Если они захотят об этом говорить, — ответил Евген с едва уловимой нотой не то презрения, не то просто недовольства. — Они ведь всегда такие скрытные…
Глава 9. Успехи и промахи
— Меня уволили, — безо всяких предисловий уныло сообщила Малиновская, прежде чем Настасья успела задать хоть какой-то вопрос.
Дело было, как обычно, во дворе их многоэтажки. Маша ещё раньше хотела рассказать эту удручающую новость своей лучшей подруге и направилась к ней в гости, но, не застав Настю дома, вышла грустить во двор. Дома было находиться совершенно невыносимо, а мысль о том, что ей ещё предстояло поведать обо всем маме, расстраивала ещё больше.
Конечно, Ольга Александровна не стала бы особенно ругать свою единственную любимую дочь, она бы даже ничего ей не сказала в укор, — просто бы села, как обычно, на кухне, на старенькую колченогую табуретку, и, помешивая тихонько ложечкой свой любимый зеленый чай, грустно вздыхала и смотрела в окно. Маша ужасно не любила такие моменты — иногда бывали ситуации, когда она бы предпочла, чтобы мама кричала и ругалась, и говорила ей, что у неё бессовестный и беспутный ребенок. А когда она просто молча садилась, ничего не говоря, печальная и тихая, — значит, она расстроилась по-настоящему. В такие моменты хотелось провалиться сквозь землю. Или даже умереть. Хотя, в свете последних событий, второе уже было практически невозможно.
Настя, положив рядом свою сумку, аккуратно присела рядом с Малиновской на самый краешек скамейки и взяла подругу за руку:
— Ты как? Ты расстроилась?
— Я расстроилась даже не из-за самого факта увольнения, а скорее, из-за ожидаемой реакции мамы — вот она расстроится, я знаю.
— Это всё потому, что ты опаздывала?
— Да, — честно призналась Маша, не поднимая глаз. — Я ещё в прошлый раз всех торопила, помнишь? В итоге прибежала на работу, как взмыленная лошадь. И все равно сильно опоздала. Может, все ещё и прокатило бы, но я, естественно, нарвалась на Ивана Васильевича. Мне же всегда, блин, везёт! Видимо, настроение у него в тот момент было не очень хорошее. Короче, орал он ужасно. И предупредил, чтобы это было в последний раз. Ну, это ещё в ту субботу было. А в этот раз я вообще телефон дома забыла, представляешь? Когда вернулась, там было шесть непринятых вызовов от Мишки и один — от Ивана Васильевича. Перезванивать начальнику напрямую я побоялась, а Мишке как-то стыдно было — я и так постоянно просила его меня отмазывать. Я уверена, — он и в этот раз сделал всё, что смог…
