Жарким пятничным вечером в Москве было людно и душно. После отгремевших майских гроз дождей в ближайшее время не предвиделось, и народ постепенно начал переходить на более пляжный вид одежды. Вот и Евген, подходя к товарищам, которые уже ждали его на улице, оделся соответствующе: цветные веселые шорты и майка. Выглядел он при этом, конечно, довольно симпатично, но не совсем по-праздничному, если учесть, что он всё-таки собирался идти на день рождения, а не на пляж.
— С днём рождения! — Женя поцеловал Настасью в щеку, и сунул ей в руки какую-то маленькую белую коробочку. Потом он поздоровался с Машей и Антоном, стоящими рядом.
— М-м-м, спасибо, а что там? — поинтересовалась Настя.
— Это слишком личное. Дома откроешь, — и странно было в этот момент видеть на лице Евгена некоторое смущение.
— Женёк, мог бы и поприличнее одеться, — сделал замечание Антон; сам он был в джинсах и полосатой рубашке с короткими рукавами. — В ресторан все-таки идем!
— Не ресторан, а кафе, — поправил его Евген. — И вообще, мне Настя ничего не говорила про дресс-код. Я ей и таким нравлюсь, правда? — он подмигнул Настасье.
Та в ответ хмыкнула и отмахнулась: — Ну чего, пойдемте? Пешком до «Кампуса» минут десять, не более.
— Как, а разве Таня и Бирюк не идут? — удивилась Малиновская.
— Ой, я же забыла вам рассказать! — Настя поправила в руках огромный букет с белоснежными лилиями, который ей уже успели подарить Маша и Антон. Вообще Настасья сразу предупредила всех о том, чтобы ей не дарили никакого барахла и безделушек, поэтому ребята, подумав, просто скинулись все вместе и вручили ей шикарные цветы, а Евген, таким образом, сделал дополнительный «презент» от себя.
— Таня с Вовой не смогут прийти, — сообщила Настя. — Мне Вовка позвонил где-то час назад, там Танька вся зелёная и её тошнит — они решили, что это отравление. Ребята правда очень расстроились, они ведь так хотели пойти — ну, ничего не поделаешь. Здесь, так сказать, обстоятельства непреодолимой силы.
— Значит, ждать нам больше некого, — развел руками Евген. — Пойдёмте.
— Надеюсь, у Тани ничего серьезного, — беспокоилась Малиновская по дороге в кафе.
— Не волнуйся, она у нас сильная, — ответил ей Антон. — Да и к тому же там рядом с нею Бирюк, так что ничего страшного, я уверен.
В кафе было полно народу — «Кампус» пользовался неизменной популярностью у местной молодежи, да и цены тут не особенно кусались. Друзья все-таки сумели найти свободный столик, и к ним тут же подскочила молоденькая официантка, спеша принять заказ.
— Боже, я прямо опять про свою работу вспомнила, — с нескрываемым ужасом сообщила Малиновская, когда девушка, записав все их пожелания в блокнот, удалилась. — Вы же, наверное, не знаете, — обратилась она к парням, — меня ведь уволили!
Следующие пятнадцать минут, пока они ожидали свой заказ, Маша подробно рассказывала Антону и Евгену все то, о чем уже знала Настасья. Общее мнение сошлось на том, что Иван Васильевич — старый козёл, отчего Машка окончательно развеселилась и твердо решила, что больше не будет накручивать себя по этому поводу.
Наконец подали первую порцию заказанных блюд — разнообразные салаты и напитки, а также вино, и разговор плавно перешёл в другое русло. Евген тут же откупорил бутылку, чтобы выпить за здоровье именинницы. После очередного тоста атмосфера вокруг заметно улучшилась, а уровень вина в бокалах значительно понизился, что тоже сыграло свою роль в повышении настроения.
— Смотрите, что мне сегодня папа с утра подарил, — Настасья приподняла рукав своей расшитой мелкими бисеринками блузки, — на её руке красовались блестящие, дорогие часы. Изящный ремешок легко и элегантно охватывал тонкую кисть, а циферблат по краям был выложен драгоценными камнями.
— Ух ты, как классно! — восторженно воскликнула Маша, таща при этом Настину руку через весь стол на себя, чтобы получше всё рассмотреть.
Евген вытянул шею — ему тоже явно не терпелось взглянуть на часы.
— Бриллианты и сапфиры, я полагаю? — мгновенно определил Антон.
— Как ты догадался? — изумилась Настасья.
— Прочитал твои мысли, — серьезно ответил Антон. Ответ прозвучал слегка невнятно, так как он уже успел набить рот едой.