— Превосходно! — воскликнул Морфиус, похлопав его по плечу. — Не бойся, они не смеют причинить нам вред. Мертвые не нападают на своих хозяев.
— Хозяев? — переспросил Женя.
— О, да! Теперь ты — их создатель!
— Откуда ты узнал, что я могу поднимать мертвых? — вкрадчиво поинтересовался Евген. До него медленно, но верно, как постепенно догорающие поленья в очаге, доходил весь коварный замысел Морфиуса.
— Практически все, кто когда-либо обладал магией Огня, имели и эту способность. Неужели твои чудесные учителя не поведали тебе об этом? Впрочем, как и обычно. Моя догадка оказалась верна. Но… — Морфиус окинул взглядом пустыню. — Здесь ещё много работы. Чем больше воинов ты воскресишь, тем большую армию мы сможем отправить на Нифльхейм!
— На Нифльхейм! — повторил за ним Женя.
Огненные рубины в его короне вдруг вспыхнули так ярко, как никогда прежде, как будто и они почуяли неистовое сумасшествие, хлынувшее потоком в его сердце.
И тогда Евгений захохотал, как безумный, и простер свои руки над дюнами, и позвал из глубин песков мертвых воинов, потревожив их вечный покой. А они услышали его громкий призыв, и взбурлила пустыня, взвивая вверх фонтаны древнего песка, и бесконечное полотно барханов, освещаемое последними лучами гаснущего солнца, вскипело, извлекая на поверхность все новые и новые изуродованные, ковыляющие тела…
* * *
Мария и Татьяна стояли вдвоем посреди центральной галереи, и Маша, прижавшись щекой к своей обожаемой медведице, обняла её за шею. Густой бурый мех приятно щекотал щёку, и это немного успокаивало. Таня сидела рядом на мраморной скамье, и взгляд её постоянно перемещался с дверей на верхние балюстрады коридоров — она в любой момент ожидала Вовиного появления, и на сердце у неё было неспокойно. Возможно, Татьяна и предчувствовала что-то нехорошее, но говорить об этом не хотела. Ей казалось, что если она не произнесёт свои опасения вслух, то ничего плохого и не случится.
Вокруг них между малахитовых колонн носились во всех направлениях дварфы: кто-то нёс копья, кто-то тащил тяжелые доспехи и кольчуги. Топот подбитых железом сапог гулко отдавался под сводами галереи, и всеобщая, окружающая со всех сторон суматоха заставляла нервничать ещё больше.
Пончик не то заворчала, не то заскулила, и Малиновская, гладя её по голове, зашептала той в ухо:
— Знаю-знаю, тебе не нравится этот каменный дворец, но — прости, я не могу отпустить тебя погулять. Подвесной мост поднят, а, кроме того, там, снаружи, враги. Гулять теперь очень-очень опасно!
Пончик печально опустила голову и тяжело вздохнула — она прекрасно поняла всё сказанное.
— Чем больше времени проходит, тем мне становится страшнее, — призналась Малиновская Тане. — Ожидание надвигающейся угрозы просто убивает.
— Да, ты права. — Татьяна кивнула. — И Вовы что-то чересчур долго нет. Я уже места себе не нахожу. С ним ведь не могло ничего случиться, правда?
Малиновской вдруг пришло на ум, что Бирюк, возможно, был схвачен и мог попасть в плен, но она не стала этого озвучивать, чтобы лишний раз не нагнетать обстановку. Такие мысли всегда посещают голову в состоянии стресса — подумала она, а вслух сказала:
— Я уверена — всё будет хорошо. Просто он, наверное, пытается увидеть и узнать как можно больше — ведь нам всё это может пригодится, не так ли? Успокойся, он скоро вернется.
Таня заправила непослушную прядь своих светлых волос за ухо и не слишком уверенно кивнула. Какое-то время они посидели молча, потом окружающее смятение и грохот начали немного раздражать. И только Малиновская собралась предложить найти какое-нибудь другое место, где было бы поспокойнее, как среди сотен снующих по галерее дварфов они разглядели машущую им рукой Настасью.
Не без сожаления покинув Пончика, они пробрались к ней, и Настя позвала их за собой.
— Вова вернулся. Пойдемте, — сказала она, и в её голосе Таня уловила некие не совсем понятные ей тревожные нотки.
Когда они поднялись, наконец, в одну из комнат верхнего яруса, все парни уже были там. Алексис, стоящий у входа, спокойный и невозмутимый, как и всегда, молча указал им рукой в дальний угол покоев. В синем ситцевом кресле с резными ручками распластался с закрытыми глазами Бирюк, и вокруг него суетилось несколько дварфов. Они перевязывали ему руку в районе плеча, а рядом с ним уже валялось достаточно много скомканных бинтов, пропитанных свежей кровью.
