— Я — Огненный Князь, и я могу всё! — Евген вскинул голову.
— Недостаточно, однако, быть неизмеримо могущественным, — Морфиус приблизился к его уху и прошептал: — Если тебе кажется, что этот мир стал без неё пуст, тогда мы заполним его… войной! Тебе нужна армия!
— Ты знаешь, где её взять? — Евген недоверчиво покосился на него.
— Следуй за мной, — загадочно ответил Морфиус.
И они отправились в путь: высокий, решительный, преисполненный уверенности в себе юноша, увенчанный пылающей короной, и мрачный, согбенный мужчина в черном плаще, тяжело опирающийся на посох и преследующий свои собственные, неведомые иным цели. Морфиус не сказал, куда именно они направляются, а Женя не спрашивал, полностью доверившись своему странному и неожиданному союзнику. Они вообще практически не разговаривали по дороге: Евген был поглощен собственными думами, а о чем размышлял Морфиус, не мог сказать, пожалуй, никто из живущих.
Эти двое двигались вдоль русла реки и шли очень долго, пока её далекие друг от друга берега не сблизились настолько, что сама речка стала уже больше напоминать быстро бегущий ручей, чем серьезную водную преграду. В пути им попадалось множество родников, спешащих из лесной чащи, и Евген много и жадно пил их ледяной воды, чтобы утолить свою жажду. Морфиус к воде не притрагивался, и вообще старался обходить её стороной. Лишь единожды Евгений случайно разглядел, как край его мантии угодил в незаметное озерцо с водой, и ткань зашипела, точно на неё плеснули кислотой. Сам Морфиус, кажется, ничего не заметил, а Женя не стал у него об этом интересоваться.
Наконец, после многих часов пути они достигли такого места, где смогли без труда переправиться по камням на противоположный берег, а потом снова углубились в лесные дебри и шли так до самого вечера. Никаких троп тут не существовало и в помине, кругом были овраги с бурно разросшейся на дне ежевикой, глушь и бурелом, но Морфиус каким-то образом угадывал правильное направление и ни разу не сбился с пути. Как ему это удавалось — оставалось загадкой, но с уверенностью можно было сказать лишь одно: они не плутали, идя по возможности прямо и быстро к неведомой цели. Женя оставался спокоен, будучи совершенно уверенным в том, что его провожатый никуда от него не денется. Хотя, конечно, он вряд ли нашел бы путь назад из этого захолустья в одиночестве. Он не знал, куда они идут, тем более, что уже не помнил, откуда.
Неожиданно Евгений разглядел среди широких древесных стволов угасающий свет медленно садящегося солнца. Это могло означать только одно — они достигли границы, где лес заканчивался, хотя он, как ни старался, не мог припомнить, чтобы ему когда-нибудь довелось слышать о том, что Кленовый лес вообще имеет границы. Им всегда говорили, что лесное море практически бесконечно. Но что же тогда может скрываться там, впереди?
— Мы почти дошли, — удовлетворенно констатировал Морфиус.
Лес окончился стремительно, идеально ровной, прочерченной чертой. Ботинки Евгена остановились на краю обрыва: каменистый известняковый пласт, с которого свисали корни крайних деревьев, неожиданно уходил вниз, метров на двадцать, точно в этом месте две гигантские земляные плиты изломились пополам, и одна из них опустилась, а вторая, наоборот, — приподнялась. При осмотре окрестностей на ум приходил шоколадный торт и острый нож, разрезающий его: по краям порций нож, каким бы острым он ни был, всегда оставлял трещины и поломанную глазурь. Здесь, у обрыва, с пластами земли творилось нечто похожее.
Но это было не главное: оранжево-красный солнечный диск тонул за хорошо просматривающейся теперь линией горизонта, а впереди находилось то, чего Евгений ну никак не ожидал здесь увидеть — пустыня.
Огромное, насколько хватало глаз, бесконечно расстилающееся полотно песков предстало его глазам, и величественные дюны из миллионов ярко-желтых песчинок, сотканные жарким ветром барханы убегали вдаль, прямо к солнцу, к кажущейся такой далекой теперь линии края этого мира.
— Это Солнечные пустоши, — сказал Морфиус, обводя рукой раскинувшиеся перед ними земли.
