— Рой, пожалуйста, я хочу увидеться с тобой! Ты не мог бы…
— Мы уже увиделись.
Голос Роя был тверд, но при мысли о том, что он никогда больше не увидит этих прекрасных глаз, сердце у него сжалось. Кляня себя, на чем свет стоит, он медленно протянул:
— У меня здесь дела с твоим женихом. Я не люблю смешивать работу и удовольствие. Хотя… поверь, это действительно было удовольствием.
Она побледнела, но удар сдержала.
— Что ж, пусть так. Но я беспокоюсь о брате, и тебе придется мне все объяснить.
Рой мрачно огляделся по сторонам. Если их кто-нибудь заметит, то ни за что не поверит, что они встретились только что и впервые в жизни. Где же ты, знаменитая выдержка Роя Доннери!
— Хорошо. Завтра в три часа. Собор Святого Иоанна.
Джеральдина в изумлении уставилась на невозмутимое лицо пирата. Заметив это, Рой ухмыльнулся.
— А что такого? Где еще можно рассчитывать на искренность, как не в храме Божьем? Особенно, если имеешь дело с лгуньей высшей пробы?
Неожиданно в голубых глазах полыхнула ярость.
— Ты еще пожалеешь об этих словах! Ты на коленях будешь вымаливать у меня прощение, понял? Кретин несчастный!
— О, Принцесса, не извольте гневаться на несчастных, жалких и недостойных рабов своих…
— Ты не успокоишься, пока не размажешь принцессу по грязи?
— Ты что, стесняешься своего происхождения?
— Нет, но я хочу, чтобы оно не влияло на твое отношение ко мне.
— Как же я должен к тебе относиться?
— Как к женщине!
— Я уже попробовал, целых два раза, и чем это кончилось?
Она неожиданно положила свою ручку на его судорожно стиснутый кулак.
— Рой, я знаю, ты не веришь мне, но я не хотела причинить тебе боль. Мне, правда, очень жаль, что так вышло.
Рой смотрел на эту ручку, такую нежную и хрупкую, белоснежную, словно светящуюся в полумраке… Смотрел до тех пор, пока взгляд не споткнулся о бриллиантовое кольцо на безымянном пальце.
— Конечно. Я понимаю. Иди к жениху, он ждет.
Она чуть помедлила, затем резко повернулась и пошла прочь. Рой почувствовал, как усталость навалилась на него огромным грузом. Он вышел на свет, и ему захотелось зажмуриться и заткнуть уши. Чужой, чужой и одинокий человек, что он делает среди этого блеска и шума? Только что от него ушла женщина, при одном взгляде на которую его сердце превращалось в вулкан, а разум отказывался служить верой и правдой своему хозяину. Ушла маленькая принцесса, оставила его одного наедине со своей болью, яростью, ревностью… ничтожеством!
Он ничтожен, этот Рой Доннери, коп с севера, всю жизнь работающий под прикрытием, так давно живущий сотней чужих жизней, что своя собственная жизнь оказалась вдруг нелепой и никчемной. Всего одну ночь ему казалось, что он нашел ответы на все вопросы, разгадки всех тайн, смысл и истину — и где это все? Исчезло вместе с маленькой принцессой, чьи волосы похожи на расплавленное золото, а глаза — на голубые топазы.
Ты один, Рой Доннери, ты всегда был, есть и будешь один!
Кровь ирландских поселенцев никогда не смешается с голубой кровью. Коп никогда не будет вместе с преступницей.
Потенциальной преступницей! Этой возможности не стоит сбрасывать со счетов.
Рой глубоко вздохнул и обвел зал своим зорким взглядом. Вряд ли можно рассчитывать, что Уолтер Бриджуотер или Билли Торнтон пригласили на бал кого-то из своих подельщиков, но чем черт не шутит?
Торнтон шел сквозь толпу, ведя под руку Джеральдину. Раскланивался и улыбался он при этом так, словно уже полностью принял на себя обязанности главы семьи Бриджуотеров. Уолтера видно не было.
«Я волнуюсь за моего брата…»
Милая, если бы ты хоть на миг могла представить, о чем именно ты волнуешься! Или ты это знаешь?
Несколько судов, зафрахтованных через компанию Бриджуотера, везли на континент нелегальных иммигрантов из ЮАР. Кроме того, там же находилась партия контрабандных алмазов, а также кое-какие произведения искусства. Все это Рою Доннери и его капитану выложил месяц назад Анри Савуар, совершенно случайно задержанный в одном из баров Нью-Йорка. Подарок судьбы, иначе не назовешь, потому что делом Бриджуотера и Торнтона Джуниора они безуспешно занимались несколько последних месяцев. Ни одного прямого доказательства, ни одной улики, хотя все неопровержимо указывало на этих двоих.
