Наступил октябрь 1920 года. По ночам уже приходили с севера морозы. Стекленели лужицы. Мальчишки позатыкали дыры в подвале, но теплей не становилось. Спать укладывались плотной кучкой, которая с каждым днём уменьшалась. Беспризорники по трое переселялись на станцию Ага.
Этот распорядок установил сам Хрящ или, как его теперь называли, всенач, то есть всеобщий начальник. Он знал, что всем сразу из Читы не уехать: семеновцы не собирались предоставлять им специального вагона. Приходилось пользоваться обычными местами, издавна закреплёнными за беспризорниками, — тормозными площадками, угольными ящиками, крышами вагонов. Но и эти места нужно было занимать тайком. Всей оравой на поезд не нагрянешь. Заметят и после того случая с портфелем могут избить, как Конопатого. Потому и уезжали по трое. Хрящ с Микой выбирали очередную тройку и назначали старшего. Первыми отбыли начпрод Малявка и два его помощника.
Мальчишки не спрашивали, почему нужно уезжать из Читы и не в какой-то другой город, а именно на станцию Ага. Так приказывал Хрящ, а ему — начфин Мика, а Мике — ещё кто-то таинственный, добрый и сильный. Таинственный потому, что никто, кроме Конопатого, не представлял, что это за человек. Добрый потому, что все понимали: не сам же Мика печатает эти бесконечные десятки, на которые живут беспризорники. А сильный потому, что большевик. Ведь Мика не скрывал, что они будут воевать за большевиков. И, наверно, эта война как раз и начнётся на станции Ага. Переедут они туда, и тогда им скажут, что надо делать.
Но Платайс назвал эту станцию только для того, чтобы снова не потерять сына. Сам он предполагал встретить красные войска на станции Ага, потому и Мике велел перебраться с мальчишками туда же.
Таков был первоначальный план, но неожиданная гибель Лапотника могла нарушить все. Со смертью Лапотника связь с партизанами прервалась. Платайс не мог узнать день и час наступления. Без этого операция на станции Ага лишалась смысла. Захватить станцию нужно в день решительного штурма читинской «пробки». Тогда семеновцы не смогут ни подбросить подкрепления к Чите, ни откатиться на юг к маньчжурской границе.
Но как теперь узнать эту дату? И Платайс откладывал поездку на станцию Ага. Он ждал и верил, что партизаны и командование фронтом найдут возможность связаться с ним. Им известны все адреса: и особняк Митряева, и церковь с Трясогузкой, и трактир с Цыганом.
И Платайс дождался.
Ночью постучал в окно Трясогузка. Войдя в дом, он загадочно улыбнулся и протянул свечу.
— Кто принёс? — спросил Платайс, срезая донышко.
— Отгадайте?
— Гадать некогда! — строго сказал Платайс.
— Тётя Майя, — обиженно ответил Трясогузка.
— Кто-о?
Платайс торопливо вытащил из свечи бумажку и сразу же увидел самоё главное — дату. Ему приказывали в ночь на 19 октября обеспечить захват станции Ага партизанами. План этой операции оставался прежним. Кроме того, командование фронтом приказывало оказать помощь Майе, которая приехала в Читу как артистка. Владелец цирка, послав приглашение актёрам распавшейся труппы, и не подозревал, что приобретёт сразу и хорошую воздушную гимнастку, и советскую разведчицу.
Не только для связи с Платайсом приехала Майя. Её направили в тыл врага с важным заданием, касавшимся предстоящего освобождения от оккупантов всего Дальнего Востока. Вот почему командование приказывало помочь Майе и всему цирку выбраться из Читы до начала боев.
— Держись, парень! — весело сказал Платайс Трясогузке. — Сознайся: надоело псалмы и молитвы слушать?
— Привык уже.
Платайс подсел к мальчишке.
— Жди сегодня Карпыча. Покажешь ему своё хозяйство. Бинокль возьми у Цыгана.
Трясогузка все ещё сердился и отвечал вяло, односложно.
— Да ты не дуйся! Пойми — некогда в гадалки играть! — Платайс похлопал его по колену. — Что бы я без вас делал? Без таких помощников!..
