— Чего вам? К кому вы? — накинулся кто-то на Леонида в передней.
Гам затих. Зашлепали туфли, захлопали двери.
— Скажите, прошу вас, Галина Александровна здесь?
— Как? — недоуменно спросил голос из темноты.
— Или Чу… Чубарову я прошу.
— А-а. Его дома нет. Вы от кого?
В коридоре зажглась слабая лампочка. Из ряда дверей («и откуда их такое множество?» — удивился Леонид) высунулись чьи-то головы.
Перед Леонидом стоял сутулый, седоватый человек в серой рубахе под Расстегнутым пиджаком.
— Я прошу вас… — начал Леонид. Человек съежился, обернулся, крикнул кому-то: «Вот, к Илье Абрамовичу пришли!» и тотчас, зорко окинув Леонида взглядом, скрылся в одну из ближайших дверей.
В коридор вышла женщина, с закутанной головой, и спросила Леонида простуженным голосом.
— Вам что? Нету Ильи Абрамовича.
— Скажите, прошу вас, — повторил он свое, — знаете ли, где Галина Александровна… Шервинская?
Леонид стоял прямо под лампочкой. Она слабо золотила его волосы.
Женщина подошла ближе, подняла глаза. Прохрипела: «Знаю» и в ту же минуту дернулась назад, чтобы уйти. Но Леонид схватил ее за руку.
— Прошу вас, проводите меня к ней, если недалеко. Прошу вас, слышите?
Не вырывая руки, женщина молча пошла с Леонидом по коридору и толкнула одну из дверей. Леонид заметил только, что узенькая комната вся была загромождена, и не мебелью, а Бог весть чем, какими-то корзинами, кучами тряпья, всяким хламом. Только у окна, через грязные стекла которого шел бледный свет, было чище; там, на деревянном столике, лежали растрепанные книжки.
Женщина присела на единственную постель, кое-как прикрытую серым одеялом. Взглянула направо, налево. Потом быстро наклонилась к самому уху Леонида, сидевшего с ней рядом, и, обдавая его кисловатым запахом старой шерсти, кухни и нездорового человека, едва слышно прохрипела: «Леня, ты нелегально, ты белый; ты погубить нас пришел? Уйди, сумасшедший, проклятый. Уйди».
Леонид понимал, что эта женщина, пожилая и желтая, с закутанной головой, так что из-под серого платка виднелся, главное, сухой длинный и бледный нос, — что это Ганя. Но совершенно так же отчетливо и полно — не верил, что это Ганя. Подобие его могло еще смутить: но здесь не находил он и подобия.
Женщина, все также озираясь, продолжала шептать:
— Илья Абрамович партийный. Да чистка будет. А теперь, что будет? В заграничном пальто его спрашивали. Да еще я, как дурища, в комнату повела, сама не знаю…
— Ты за меня не бойся, — проговорил Леонид, не совсем ее понимая. — Я иностранец, да и так в полной безопасности.
— Тише, тише… — прошипела женщина, закрывая ему рот рукой. — Иностранец! Того чище! А какие разговоры у партийного человека с иностранцами? Зачем иностранец в частную квартиру к партийцу лезет? Я тебя знать не знаю. Уходи, а то крикну сейчас на коридор, что ты самовольно. И милиция недалеко.
— Я прошу тебя не делать этого. Да что ты шепчешь? Мы одни.
— Уходи, — злобно проскрипела женщина. — О-о! Карлушка мой сейчас придет с пионерского, увидит, тогда уж пиши нам пропал. Да все равно, все на коридоре видели, донесут… О-о!
— Я ухожу, прощай, — сказал Леонид, поднимаясь. — А ты не бойся, я их попрошу…
В ту же минуту понял, что говорит пустяки. Попросит? Кого? Всех, кто его видел? Но как узнать именно тех и всех, кто видел? И где их отыскивать? По комнатам ходить? В нижнюю квартиру спускаться? Да о чем и просить? Чепуха, чепуха! В первый раз почувствовал он бессилие — своего дара. Что женщина заботится не о нем, а о себе, — это он уже понял. Было жалко ее очень.
На пороге остановился, обернулся.
— Не нужно ли тебе денег? У меня доллары.
В миг женщина была около него. Блеснули глаза; руки, которыми она стала поправлять платок, у нее затряслись.
— Шш… Нельзя. Если видели, сейчас дознаваться… откудова? Ну да может… Илья Абрамович как-нибудь… Давай уж, давай.
Леонид сунул ей бумажки, сколько захватилось, и вышел в коридор. Любопытно-испуганные лица опять высунулись из дверей по сторонам. А с порога дальней двери несся за ним хриплый, но теперь нарочито громкий голос женщины: «И дожидаться нечего было. Илья Абрамович к вашей специальности безо всякого отношения… В Орзо-вуч обратитесь, может, там сведения дадут. А Илья Абрамович совершенно ни при чем, вы же ему неизвестны…»
