– Ваши неотложные дела нам хорошо известны, но будьте осторожны граф, близкие отношения с принцами крови, как правило, кровью и заканчиваются, разумеется, не для принцев.
Граф нелепо изобразил улыбку, несуразно поклонился, и, ступив на лестницу, ответил:
– Благодарю вас месье де Буларон, я всегда осторожен. А, что касается крови, то за мной стоит пятисотлетняя история моего рода и репутация, позволяющая без всяких стеснений иметь дело с самыми знатными вельможами Старого Света! Имею честь, господа.
Де Ла Тур с некоторой нервозностью обронил последнюю фразу и, спустившись вниз, исчез в толпе. Проводив его взглядом шевалье озлобленно, произнес:
– Именно репутация изменника и отступника не позволяет доверять ренегатам подобным вам.
– Что с вами, Буларон? Подобная нетерпимость вас не красит.
С наигранной доброжелательностью, вымолвил барон де Меранжак. Насупленный Буаробер, не выказав ни малейшего интереса к препирательствам бушевавшим в близости от него, какое-то время продолжал наблюдать за ходом пьесы, затем улыбнувшись, оглядел трёх дворян.
– Вот водите, любезный господин де Меранжак, то о чём вы просили меня, без труда удалось графу.
Барон и виконт удивленно обернулись, уставившись на того, кто с насмешкой продолжил свою мысль.
– Я о хандре, которая осмелилась мучить вас, и очевидно виконта, сегодняшним вечером. Хотя мне порой кажется, что элегия, неотступно следующая за вами, неся ваш порочный шлейф, впиталась в вас с молоком матери и возведена в ранг божества, которое вы холите и лелеете, выдавая за непременный признак родовитости и преобладания. Но вам невдомёк, что вы лишь тщедушные любимцы доли, изнеженные сибариты, облекшие в броню свои черствые души, что бы, не дай Бог, в них не проник лучик милосердия и сострадания.
Приор поднялся и озарил грозные лица трёх блистательных вельмож лучезарной улыбкой.
– Мне надоела ваша беспричинная унылость, господа, и я не смею более отвлекать вас от неё. Меня ждут в не менее докучливом месте. Поспешу в Пизани, к мадам де Рамбуйе, где надоедливые мадригалы, скуку разбавят глупостью.
Буаробер небрежно кивнул и последовал за графом. Рука де Меранжака, унизанная перстнями невероятной величины и неописуемой красоты, потянулась к эфесу, но Сен-Лоран накрыл её своей тонкой, белой ладонью, с обожанием воззрившись на любимого друга, рычащего в след неуклюжему приору.
– На этот раз вы откусили больше, чем сможете проглотить, господин приор.
Злобно прошептал дворянин, но тут же замолчал, услышав голос утонченного виконта.
– Не стоит горячиться барон, месть не терпит спешки, она требует верной руки и холодного сердца. А сегодняшний вечер нам обещает быть увлекательным и без участия сего вздорного пребендария. О, а вот, извольте, и подтверждение моих слов. Я вижу, к нам спешит милейший господин Бакстон!
Оказавшись на балконе, англичанин, с присущей ему мрачностью оглядел ожидавших его театральных вивёров, устало опустившись на скамью.
– Что ж, господа, вот настал и наш час. Я сделал то чего так давно и беззаветно желал и обещал вам исполнить
– Вы вызвали их?!
Взволнованно выпалил Сен-Лоран.
– Всех четверых.
– Ну, что ж господа мушкетеры, теперь пришло время ответить за вашу неосмотрительность и неуважение в отношении принца Конде и его людей!
Прошипел пребывавший в ярости де Меранжак.
– Не томите, Бакстон, где и когда?!
Уголок рта англичанина исказила дьявольская улыбка, когда он взглянул на задавшего вопрос Буларона.
– Завтра, в полдень, на пустыре за Люксембургским дворцом.
Половина его лица засветилась ненавистью и злобой. Он, обменявшись взглядами с каждым из товарищей, негромко произнес:
– Теперь же, господа, мне придется оставить вас. Сегодняшнюю ночь, я намерен провести наедине с самим собой, ведь завтра, не исключено, что моя душа навсегда покинет бренное тело, и я хочу быть готовым к этому. Имею честь господа.
Оказавшись у двери театра, Буаробер увидел, в конце улицы, свечение факела скорохода>5 сопровождавшего портшез де Ла Тура, не успевший скрыться за углом. Он нахлобучил шляпу, и, глядя вслед удаляющемуся паланкину
