— И есть кому танцевать?
— Еще бы!.. Война, она не сильней людей. Фигу ей! Слыхал я, ребята и на передовой с гармонью не расстаются.
— И песни поют.
— Товарищ полковник, — администратор хитро улыбнулся, — лицо мне ваше, сдается, знакомо. Не бывали ли у нас до войны?
— Может, где в другом месте виделись?
— Нет. Я тута уже тридцать седьмой год безвыездно.
— Каиров — моя фамилия.
— Все ясно. Вспомнил... В тридцать втором, в тридцать третьем вы у нас милицию возглавляли.
— Было дело.
— О вас здесь добрая молва осталась... Рад с вами познакомиться — Сованков Петр Евдокимович.
— Очень приятно.
— Значит, к нам в гости.
— Служба.
— Понятное дело. В каком номере остановились?
— В одиннадцатом.
— Там один майор жил. Погиб недавно.
— Война.
— Все так... Однако на войне геройская смерть красна.
Дверь, как занавес, поползла влево. Вошла молодая женщина. Лицо правильное. Губы яркие, словно сами по себе. Глаза большие, темные, как ночные бабочки. Рядом с женщиной майор интендантской службы. Богатырь.
— Кто эта красавица? — с откровенным восхищением спросил Каиров.
— Таня Дорофеева из библиотеки, Невеста погибшего майора.
— Привлекательная женщина, — очень серьезно сказал Каиров. И даже вздохнул.
— Надо поправить шторы, — сказал Чирков. — Кажется, свет проникает на улицу.
Он пластично, с женской аккуратностью переставил стул. Подоткнул штору под потертые ребра батареи парового отопления, давным-давно выкрашенные в синий цвет, который теперь уже был не синим, а просто грязным.
— Не надо переоценивать светомаскировку, — ворчливо сказал Каиров.
— Ночью с самолета хорошо виден каждый огонек.
— Ты когда-нибудь летал ночью на самолете, сынок?
— Нет, товарищ полковник, — виновато ответил Чирков, видимо непривычный к манере обращения, свойственной Каирову. Он не знал, куда деть руки, где стоять и как: вольно ли, смирно.
Кивнув капитану на кресло, Каиров стащил сапоги и, не раздеваясь — в галифе, в гимнастерке, — лег на постель, поставив вертикально подушку, чтобы лучше видеть Чиркова.
— Спасибо, товарищ полковник. — Чирков присел на краешек кресла.
— Вижу, ты устал за день, капитан, — сказал Каиров. — Обещаю не задерживать долго. Выкладывай свою версию дела шофера Дешина.
— Я не могу этого сделать, — смутился капитан. Тут же поправился: — Никакой особой моей версии не существует. Есть одна общая версия, установленная следствием и подтвержденная судом.
— Одна так одна!.. — чуточку недовольно проворчал Каиров. — Эту версию я и имел в виду.
— Четырнадцатого марта в двадцать два часа десять минут из городского отделения милиции позвонили к военному коменданту. Сказали, что на третьем километре за Рыбачьим поселком стоит наша машина и под ней — мертвый офицер.
Следствие установило, что машину водил шофер местного гарнизона рядовой Дешин Николай Николаевич. Будучи за рулем — полагаю, в пьяном виде, — он сбил машиной майора Сизова Валерия Ильича. Оставив смертельно раненного майора истекать кровью, шофер Дешин из-за страха, обуревавшего его, сбежал в горы, а точнее, дезертировал...
— Его нашли?
— Он вернулся сам. Однако на вторые сутки. Да... В предъявленных обвинениях шофер Дешин признал себя виновным. За совершенные преступления Дешин приговорен к расстрелу.
— Это мне известно.
Каиров некоторое время задумчиво смотрел мимо Чиркова на стену, где в небольшой лакированной рамке висела картина, изображающая берег моря, кипарис и яхту, белую-белую, на рейде. Потом сказал неожиданно официально:
— Капитан Чирков, у меня еще один вопрос. Вы вели следствие и конечно же сможете назвать мне фамилии людей, которые дружили или близко общались — я понимаю, это все относительно, — с покойным майором Сизовым.
— Да, только относительно... Хорошо его знала Татьяна Дорофеева. Дружил с интендантом Роксаном. Вот это близкие... Ну еще кто? Общался он с товарищами по работе. Это нужно взять список офицеров штаба.
— Он всегда жил здесь, в гостинице?
— Нет. В начале пребывания в гарнизоне. И в последнюю неделю. Более двух месяцев он жил на квартира у Дорофеевой.
— Вы допросили Дорофееву, Роксана?
— Не считал нужным. Какое отношение они могут иметь к дорожным происшествиям?
