Адольф искренне рассмеялся:
— Чисто фрейдовская, Кристина! Выходит, это о тебе Хейниш сказал мне: «Чудесная квартирка с очаровательной хозяйкой вам обеспечена!» И даже цинично признался, что квартиру с этой чародейкой специально для меня сберег. Мол, на тебя здесь весь мужской персонал облизывается. Теперь становится понятным все его наигранное благородство.
— Странно…
— Что именно?
— Что Хейниш обо мне ради тебя заботился…
— Ты просто не знаешь главного, Кристина: Хейниш был приятелем отца твоего покорного рыцаря… А с Майером будь максимально осторожной. Возможна утонченная провокация. В разведке это случается… Однако присматривайся: а вдруг он и в самом деле., — Изверился?
— Кто знает…
— Но все равно — доложим в Центр.
— Есть новые сведения?
— Даже записала.
— Опасно.
— Много сведений, боялась забыть…
— Должна запоминать. Понимаешь? Должна! Надо думать про последствия в своих действиях. Предвидение в нашей работе — это главное. Не предусмотрел чего–нибудь — потом все может обернуться провалом.
Он вспомнил о собаке Кристины, узнавшей его.
— Ты представляешь себе, чем могла закончиться встреча для меня и твоего Ветерка, если бы при этом' присутствовал кто–нибудь из СД или абвера? Он ведь узнал меня. А откуда?.. Я должен был предусмотреть это!.. Должен!.. Делай вывод… Прошу тебя — будь осторожна. Где прячешь?
— В погребе.
— Ясно! Так идем туда. О делах — молчок.
В погребе, плотно обитом сосновыми досками, было сухо и тускло. Шеер подсвечивал карманным фонариком.
— Вот здесь, господин гауптман, — снова защебетала немочкой Кристина — они уже не могли наблюдать за часовым, — чудесные огурчики, мелкие, вкусные'. Посветите, пожалуйста! — Она опустила руку в дежу и выловила небольшой, плотно закупоренный пузырек из–под лекарств, с засыпанным в него для веса сухим песком. — Тут вот они, господин гауптман! Ну, как?
— Вы великолепная хозяйка, фрейлейн. — Он спрятал пузырек в карман.
— Мед вы любите? — спросила Кристина.
— Особенно утром, натощак…
— Так берем?
— Безусловно!
Сверху на них упала тень.
— Вам помочь, господин гауптман?
— Убирайся! — не на шутку рассвирепел Шеер. — Ты что себе позволяешь? Марш с моих глаз на место.
Часовой испуганно отшатнулся.
Шеер мгновенно взлетел наверх. Часовой поспешно удалялся.
— Стой! — крикнул Шеер. — Подойди сюда!
Солдат четко, будто на плацу, печатал шаг.
— Как звать?
— Карлюдвиг Беме, герр гауптман.
— Вот что, Карлюдвиг Беме, если еще хоть раз сунешь свой нос куда не следует, то будешь рыть им окопы на фронте. Стоит мне сказать лишь одно словцо штурмбанфюреру Хейнишу…
— Я хотел только помочь вам, герр гауптман, и ничего другого! — умоляюще ответил солдат.
— Заруби себе: в отношениях с женщинами я ни в чьей помощи не нуждаюсь…
— Слушаюсь!
— И передай это своему сменщику на посту…
— Слушаюсь!
— Твое место — возле калитки, и нигде больше! Понял?
— Слушаюсь!
— Кругом! На пост — шагом марш! Раз, два, три!.. Фрейлейн Бергер, как же эти молодцы не растащили припасы?
— Потому что, во — первых, здесь живу я, а во — вторых, ко мне наведываются господа офицеры из СД. Чего стоит хотя бы унтерштурмфюрер Майер, офицер для поручений самого господина Хейниша…
Вояка Беме ускорил шаг.
— Фрейле! йн, давайте–ка вернемся в дом.
— Извините, господин Шеер, если вечеринка выйдет слишком провинциальной. Я жила среди унтерменшей, а не в культурном Берлине, как вы…
— Ну что вы, фрейлейн! Ваша красота самое рафи–рированное общество превратит в стадо одичалых троглодитов. В вас от природы заложена взрывная, разрушительная сила.
Они подходили к дому, и Шеер продолжал:
— Зигмунд Фрейд возвеличивал это оружие — Эрос и Танатос, жизнь и смерть — в извечном противоборстве. Сейчас на всем земном шаре господствует Танатос, и я, фрейлейн, все больше склоняюсь к логичному выводу, что сущность жестокого от природы Агрессора, то есть человека — истребителя, может быть смягчена только женским Эросом. Таково мистическое предназначение Женщины в истории человеческого самоуничтожения.
— Боже мой, вы гениальный ученый, господин гауптман! — восторженно щебетала фрейлейн. — Я даже опасаюсь за себя… Кто я рядом с вами?
