Дима остановился, покрутил перед собой пальцами правой руки, словно ловя в воздухе нужные слова.
— Если бы на пятом дне испытательного срока вы бы мне поручили издательством руководить… или сделали главредом газеты с миллионным тиражом, я бы растерялся. Я бы решил, что либо вы меня с кем-то перепутали, либо слишком сильно на меня рассчитываете. Но я бы вас понимал! А вы мне выдаете пистолет и удостоверение сотрудника ФСБ. А бандит с замашками психотерапевта предлагает, с помощью паяльника и утюга, за месяц сделать из меня миллионера. И этого — я не по-ни-ма-ю!
Вирджил хмыкнул, отодвинул от стола кресло и, со вздохом, опустился в него. Указал взглядом на стул, с которого недавно вскочил Дима.
— Сядь, не мельтеши.
Дима молча сел.
— Ты, наверное, забыл, о чем мы с тобой разговаривали в самый первый день. Нам нужен журналист. Но он должен быть не просто человеком, преданным нам душой и телом, он должен быть одним из нас. В недалеком будущем мы планируем запустить некоторые процессы в обществе, которые должны будут привести к значительным социальным и экономическим изменениям. Это не будет революция…, — Вирджил поморщился, — нет-нет. На этот раз мы собираемся избегать возможных потрясений всеми силами. И в то же время, это будет революция. Революция в умах, в сознании людей. И, как и при всякой революции, нам нужны будут ее певцы. Журналисты и писатели, поэты и актеры, музыканты и телеведущие. Это — тот мост по которому новые идеи будут проникать в головы людей. Один томик стихов Маяковского сделал для Октябрьской революции больше, чем все собрания сочинений Маркса-Энгельса-Ленина вместе взятые. Потому что цитируя именно Маяковского, а не Маркса, обычный рабочий шел в атаку против отлично вымуштрованных бойцов белой армии. Потому что делу революции простые, ясные и запоминающиеся Окна Роста помогли намного больше, чем труды теоретиков коммунизма. Я не принижаю значимости теории, она крайне важна. Но кто-то должен доносить ее до народа. Не голую теорию — её дух, её суть, её самость. Идею. И для этого человек должен быть в ней — в идее. Бесполезно предлагать большие деньги состоявшемуся писателю, предлагая ему работать на нас. Пусть даже он будет работать честно и от души — у него получится отличная, читаемая книга, может даже — шедевр. Но идеи революции она нести не будет. Обратясь к событиям начала прошлого века — сравни книги Гайдара и Горького с книгами Бунина и Алексея Толстого. Даже приняв революцию, не смогут ее воспевать люди, состоявшиеся в другой идее. Наоборот — при всем их старании, упадничеством и декадентством будет нести от их произведений. С одной стороны — Маяковский и Демьян Бедный, с другой стороны — Есенин и Блок. Даже «Двенадцать» Блока, при всей ее кажущейся приверженности новому социальному строю, скорее вредила ему, чем помогала. Потому что — точно передавая настрой автора, она заставляла задуматься — а что вообще происходит? То ли происходит? И туда ли они идут, двенадцать апостолов нового строя?
Вирджил замолчал. Диме же последнее услышанное предложение напомнило некоторые вопросы, которые он собирался задать еще три дня назад.
— Кстати, об апостолах. Я вот почитал в Интернете про катаров, — Дима заметил тень неудовольствия, промелькнувшую по лицу Вирджила и заторопился, пока его не перебили, — так там везде написано, что это — христианское учение. А я пока чего-то и близко не…
— Поэтому я и говорил, чтобы ты ничего не читал, — вздохнул Вирджил, — но, раз уж ты это сделал, отметил ли ты какие-нибудь различия между католической церковью и учением альбигойцев?
— Да, — Дима кивнул, — у катаров все как-то честнее устроено было. Без мракобесия, без инквизиции. Больше для людей, чем для церкви. Я, правда, читал немного, так что может это просто… впечатление такое?
— Нет, впечатление верное. Катары, они же — кафары, они же — новациане — очень древняя религия. Даже не столько религия, сколько мировоззрение. Сегодня под катарами подразумевается исключительно Альбигойская церковь — в сущности, католицизм, построенный на принципах катаров. Но это не так. Само движение совершенных христианством не являлось и не является. Видишь ли, тогда церковь была главной силой на планете. Соответственно, именно за реформацию церкви и взялись тогдашние катары. Сегодня главная движущая сила отнюдь не в церкви, поэтому смысла цепляться за нее немного. Сегодня мы собираемся изменить государственно-экономический аппарат.
