А Матвей не расслабился. Тоже как раз потому, что знал, что этого делать нельзя.
Но это не помогло. Никому.
Стоящая на входе группа людей, ожидающая своей очереди на карантин, вдруг заволновалась. Их можно было понять. Шутка ли: завели в какой-то барак, избивают, валят на пол, целятся из импульсников. Что дальше-то будет?
– Что происходит? – немолодая женщина, стоящая в первом ряду, возмущенно всплеснула руками. – За что вы его так? Что он сделал?
– Да, – поддержал ее протолкавшийся вперед юноша. – Он всего лишь хотел узнать, что с нами будет. Он ни на кого не нападал.
– Назад! – ближний к ним конвойный космоштурм резко поднял ствол.
Еще бы, пять дней изматывающего «кормления», еще столько же, если не больше впереди – и только что найденный «клиент». А тут кто-то пытается помешать. В такой ситуации осуждать бойца было сложно.
– Назад! Встать на место!
Резко, зло, но кто же знал?
Почувствовавший поддержку пленник вдруг трепыхнулся под саксом. Конвой встрепенулся, все стволы разом нацелились на него… Женщина сделала шаг вперед, конвойный тут же повернул ствол в ее сторону.
– Ты что делаешь?! Это же женщина! – юноша оттеснил возмущенную «жертву произвола», оказавшись почти перед бойцом. Тот тут же воткнул ствол почти в лицо парню. Вот-вот выстрелит.
Едва уловимая пауза, до отказа наполненная напряжением.
А потом юноша спокойно, даже как-то буднично, взялся рукой за ствол импульсника, повернул голову, уткнувшись в срез виском…, и со всей силы врезал космоштурму ногой по голени, заорав каким-то нечеловеческим голосом:
– Ого-о-о-онь!!!
Разбирая позже этот случай, Степа никому даже высказать ничего не мог. Что тут сделаешь? Вырывающийся от сакса пленник, до предела накаленная ситуация, палец на спусковом крючке, агрессивно настроенная группа людей, и жесточайшие инструкции, требующие любой ценой не допустить освобождения пойманного «объекта».
Кто же мог предположить тогда, что «объект» не тот?
Из-за того, что ствол был плотно прижат к голове юноши, рефлекторный выстрел конвойного был почти не слышен. Приглушенный треск, короткая вспышка вокруг головы юноши – и бездвижное тело падает на пол.
– …мать, – только успевает прошептать Делягин.
– Назад!!! – конвойный еще не понял, что произошло. Для него это всего лишь ЧП с не прошедшим карантин. Плохо, но не смертельно. Хуже было бы, если бы он пропустил этого кадра к «объекту».
– Черт! – это Декстер еще не до конца понял, что именно произошло, но неправильность случившегося уже оценил. Оценил и напрягся.
– Шо-о-ойс!!!
А Степа понял. Понял, что произошло и что произойдет. Понял и испугался. Испугался так, как не пугался уже давным-давно. Испугался, и только потом, вторым зрением, увидел, что боялся не зря. Увидел, как от распростертого на полу тела юноши воспарило небольшое грязно-серое облако, которое на секунду замерло, словно выискивая себе жертву, а потом рванулось к центру комнаты. Туда, где от обездвиженного тела «правозащитника» (тудыть его в дюзу) начинал вставать с колена бывший космический пехотинец, наемник из дальней разведки, капитан-коммандер Шойс Декстер по прозвищу «Кабан». Который забыл (или не счел нужным) вовремя принять очередную порцию одного из самых редких деликатесов обитаемой галактики. И у которого не было иммунитета против зловещей сущности, нашедшей себе, наконец, достойную оболочку.
– Шо-о-ойс!!!
Первым среагировал Матвей. Все-таки, звание майора в космоштурме абы кому не давали. Пока Донкат орал, Делягин молча, как и положено настоящему хищнику, прыгнул вперед.
Декстер еще мотал головой, как многие и многие, виденные Делягиным до этого, принимая в голову нового хозяина, а Матвей уже врезался в массивную фигуру, стараясь ударить как можно больнее, чтобы отправить Декстера в нокаут. Убивать его сейчас категорически нельзя, но и оставлять в сознании такого бойца было непозволительной роскошью.
Удар. Нет, Шойс Декстер был в отставке только на бумаге. Отразить удар Матвея так, как это сделал сакс, настоящий отставник не смог бы. Для этого требовались постоянные тренировки и постоянные рефлексы, которые поддерживались исключительно ежедневным участием в боевых операциях. Или это Матвей себе льстил, и его удары далеко не так смертоносны, как он сам себе рисовал?
