На протяжении следующих пяти километров дорога оказалась совершенно пустынной. Несколько раз над ними пролетали эскадрильи «мессершмиттов» — впрочем, слишком высоко, чтобы вызвать у них беспокойство. Один раз футах в двухстах от земли пронеслось звено из пяти республиканских «шато»; они услыхали их, когда самолеты были уже прямо над головой. Иллимен мгновенно пригнулся, но самолеты с ревом пронеслись над ними, покачав в знак приветствия крыльями, концы которых были выкрашены в красный цвет. «Не возражал бы полетать на одной из таких машин», — подумал Лэнг.
— Как приятно видеть, что у нас есть хоть пять истребителей, — заметил Клем, повернувшись к Долорес. — На прошлой неделе, возвращаясь с Джимми Шиэном из Парижа, мы видели на границе самолеты разных типов. На крыльях у них еще сохранились следы закрашенных французских опознавательных знаков. Там же, на поле около Буррг-Мадам, бесцельно стояли, покрываясь ржавчиной, зенитные орудия, много автоматических скорострельных пушек и даже несколько танков.
Клем повернулся к Лэнгу и Долорес, но в ту же минуту чуть не угодил в кювет и сочно выругался. Лэнг улыбнулся своей спутнице, но та, сохраняя на своем маленьком овальном личике печальное выражение, лишь покачала головой.
Увидев группу людей, расположившихся на склоне холма около дороги, Клем резко остановил машину, вынул бинокль и начал их рассматривать. Люди тоже заметили машину, но не двигались с места. По их внешнему виду трудно было определить, кто они. Однако оружия ни у кого из них, по-видимому, не было. Один из них, одетый лучше других, стоял, а остальные примостились на корточках рядом.
Иллимен повернулся к своим спутникам и тихо пробасил:
— Похоже, что американцы, но кто его знает?
Все трое не имели понятия, где они сейчас находятся, хотя догадывались, что до Черты ближе, чем до Тортосы. С севера из-за холмов довольно отчетливо доносились орудийные выстрелы, порой слышались и пулеметные очереди. Клем передал бинокль Лэнгу и Долорес, и девушка, взглянув в него, заметила:
— Один из этих людей раздет.
С холма раздался голос:
— Эй, вы! Курево есть?
Иллимен выпрыгнул из машины.
— Кто тут боится большого серого волка? — спросил он. — Вы, крошка?
Долорес засмеялась, а Клем, повернувшись к Лэнгу, сказал:
— Передай мне одеяло.
Медленно поднимаясь по отлогому холму, они заметили «ситроен», стоявший за поворотом дороги.
— Да это же Блау! — воскликнул Лэнг.
— Кто? — спросил Иллимен.
— Бен Блау из газеты «Глоб тайме», — ответил Зэв, а Долорес добавила:
— Вы встречали его у меня на работе.
— Меня опередили, черт побери! — заревел Иллимен, как только они подошли к группе. — Salud![8] — крикнул он, поднимая руку в республиканском приветствии.
Сидевшие на земле сдержанно ответили. Иллимен повернулся к Блау. Это был человек, значительно уступавший ему в росте, некрасивый, но с чудесной улыбкой.
— Как ты сюда попал? — спросил Иллимен, бросая одеяло раздетому человеку, который тут же завернулся в него, пока Долорес смотрела в сторону.
— Обычным путем, — ухмыляясь, ответил Блау. — Здравствуйте, Долорес, — поздоровался он. — Не беспокойся, дружище, — обратился он к Клему. — Корреспонденцию мы передадим за нашими двумя подписями.
— К дьяволу! — воскликнул Клем. — Провалиться мне на этом месте, если я допущу, чтобы меня опередил второразрядный журналист из третьеразрядной газетенки!
Все рассмеялись, а Лэнг, обращаясь к сидевшим на земле, сказал:
— Неважный у вас вид, ребята!
Их было четверо. Заросших грязной щетиной лиц, казалось, с неделю не касалась бритва. На них была потрепанная, но аккуратно заплатанная крестьянская одежда. Трое были босиком, а четвертый хотя и имел башмаки, но вынужден был снять их: так кровоточили у него ноги.
— Мы заблудились, — сказал Иллимен, знакомя сидевших с Лэнгом и Долорес. Тот, что стоял завернувшись в одеяло, фыркнул.
— Заблудились? — переспросил он, но спохватился и назвал себя: — Коминский. А это Фабер, Гоуэн, Пеллегрини.
— Неужели Джо Фабер? — воскликнул Клем.
— То, что осталось от него, — ответил Фабер, и Иллимен нагнулся, чтобы крепко пожать ему руку.
