– Да что Вы?! Какие деньги? Они всё про бумаги какие-то спрашивали. А откуда мне ведомо? Я ведь кто? Никто, – пожала плечами госпожа Черникина.
– Анна Николаевна, Вы бы меньше любопытствовали. Лучше б портреты налётчиков зарисовали, – заметил-упрекнул господин Громыкин.
– Так ведь в масках нападали они? Мы маскарадные костюмы разыскивать станем? – огрызнулась она в ответ.
– Платье и фигуры попробуйте набросить. Позы. Сможете описать сие нашей художнице, любезная? Сможете? – спросил сыщик у пострадавшей.
– Попробую.
* * *
Обыск у госпожи Черникиной результатов не дал, кроме размытых портретов нападавших. Что искали грабители? Нашли ли они то, что искали? Всё осталось покрыто тайной. Господин Громыкин махнул рукой, и команда сыщиков убралась восвояси, оставив мать убитой на попечение вызванного лекаря. Анхен взглянула на неё, и губы её дрогнули – вот, вот заплачет. Заботливо укутанная дознавателем в плед, госпожа Черникина-старшая сидела у окна с тоской в усталых глазах. Как она теперь будет жить без дочери?
– Фёдор Осипович, как Вы думаете, связано ли сие нападение с нашим убийством? – спросил господин Самолётов, когда они уселись в полицейский экипаж.
– Трогай, милый! – крикнул дознаватель городовому на козлах и стукнул кулаком в потолок кареты.
Господин Громыкин посмотрел на подчинённого и ухмыльнулся.
– Однозначно связано. Молодой человек, Вы меня прямо разочаровываете. Вы что считаете, что господа в чистой одежде, облачившись в маски, просто так наведались в сию бедную квартиру? В гости? Просто так? – спросил дознаватель, оглаживая рыжую бороду.
– И искали бумаги, – напомнила Анхен.
Когда они вернулись в сыскную часть, за столом господина Громыкина сидел господин Цинкевич, уткнувшись носом в грудь – дремал.
– Рота, подъём! – гаркнул делопроизводитель ему в ухо. – На плац! Под ружьё!
Доктор дёрнулся, теряя фиолетовую шапочку-тюбетейку. Увидев сыщиков, заулыбался.
– Подловили меня. Ха-ха! – сказал он, потягиваясь. – Всю ночь не спал, вот и закемарил, вас ожидаючи. Старался поскорее анализы закончить по Вашим делам, а Вы мне в ухо кричите. Не хорошо, молодой человек. Дурно-с.
– И правда, что за ребячество, Иван Филаретович? – упрекнул делопроизводителя господин Громыкин и обратился к господину Цинкевичу. – Чем порадуете, любезный наш Вы доктор? Чем?
Господин Цинкевич встал, размял члены, похрустел шеей и вручил начальнику сыска жёлтый листок.
– Есть чем порадовать. Весьма интересное заключение. Вам понравится. Ха-ха!
Господин Громыкин схватил жадными руками бумагу, нацепил пенсне на нос и начал бегло читать:
"Протокол вскрытия… Дата… Время… Труп женский… Кожные покровы с сероватым оттенком… Желудок и кишечник пуст…".
– Это как же так – пуст?! – спросил дознаватель, отрывая удивленные глаза-пуговки от листка.
– Не жрала ничего Ваша балерина. Ха-ха! Вот как понимать, – ответил доктор Цинкевич, присаживаясь на подоконник высокого арочного окна.
"Слизистая оболочка трахеи и бронхов красная и рыхлая… В лёгких пенистая кровянистая жидкость…Сердце массой… размером… с рассеянными точечными кровоизлияниями… Селезёнка размером… Надпочечники… Яичники…".
Господин Громыкин оторвался от вожделенной бумаги, снял пенсне и умоляюще взглянул на доктора.
– Господи, я ничего не понимаю. Расскажите нам по-человечески как-то, по-русски расскажите. Ничего не понятно. Ей Богу!
Доктор встал с подоконника и подошёл к дознавателю.
– Госпожа Пичугина отравилась стрихнином, судари мои. Это не новость, я знаю. Но! Доложу я Вам, сделала она это весьма необычным способом.
– Это каким же? – спросил господин Самолётов, пододвигаясь к ним.
– Она его вдыхала, – ответил доктор, торжествующе взглянув на публику.
– Зачем?! – хором спросили сыщики.
– А тут всё просто. Я обнаружил у неё следы ко-ка-ина. Увлекалась наша балеринка, знаете ли. Балеринка-баловница. Ха-ха!
– Ага. Всё ясно! – обрадовался господин Громыкин. – Злоумышленник подмешал стрихнин в марафет. Наша прима приняла дозу и слегла прямо на сцене.
– Как белый умирающий лебедь, – дополнил картину господин Самолётов.
– Вообще-то так долго дёргалась она пред смертью, что дурно стало многим там, – напомнила Анхен, вспоминая жуткую сцену.
