Она оказалась не заперта.
– Батюшки святы! Это как же…, – растерялся дознаватель, первым вошедший в квартиру.
В коридоре лежала дама без чувств и как будто даже без признаков жизни. По крайней мере, лицо её было в крови. Перепачканные кровью же седые волосы разметались по щербатому, давно некрашеному деревянному полу. Морщинистые руки, связанные верёвкой, она держала на животе.
– Позвольте, – прошептал господин Самолётов и отодвинул начальника в сторону.
Делопроизводитель жестом приказал Анхен оставаться снаружи, а сам встал в стойку, как собака на охоте, вытащил пистолет и обыскал всю квартиру, держа нос по ветру – видимо, хотел почувствовать запах врага первым. Однако, кроме окровавленной связанной дамы, никого больше не было.
Тем временем господин Громыкин с трудом – мешал живот, но всё же присел на корточки и потрогал шею пострадавшей. Пульс, хоть и слабый, угадывался.
– Жива, – выдохнул он с облегчением.
Ещё один труп в этом громком деле оказался бы весьма некстати. Дама застонала и приоткрыла глаза. Он ослабил узел и сбросил верёвку с её рук.
– Мадам, Вы нас пугаете. Что с Вами стряслось? Что? – спросил господин Громыкин, склонившись над ней и сочувственно округляя карие глаза-пуговки.
– Кто Вы? Это Вы меня пугаете, – ответила она, нахмурившись.
Дама привстала, оглядываясь.
– А где эти? – спросила пострадавшая строго.
– Кто эти? – спросил её дознаватель, тоже оглядываясь.
В квартире всё стояло вверх дном – валялись стулья, платья, шарфы, книги, бумаги, газеты, бидон, чугунный утюг. Зеркало в прихожей сняли с крючка, да так и оставили лежать на полу.
Дама не ответила, встала, но не устояла и пошатнулась. Господин Громыкин и господин Самолётов подхватили её с двух сторон и провели в комнату, служащую, по всей видимости, гостиной.
Анхен пристроилась на диване с весьма потрепанной кожаной обивкой и вытащила блокнот. Такую сцену надобно зарисовать.
– Кто это с Вами сотворил сие? Кто? – спросил рыжебородый дознаватель, усаживая даму на стул у окна.
Там и воздуха поболе, и света.
– Я не знаю. Лиходеи-разбойники, должно быть, – сказала она и тяжко вздохнула. – Беда не приходит одна. Сначала Элечку убили, теперь вот налёт.
– Вы должно быть мать Элеоноры Черникиной, – сказал-спросил господин Громыкин. – А мы из полиции. Сыскная часть. Да. Из полиции.
– Ну, слава Богу. По крайней мере, пытать не будете. Ведь Вы же не станете меня терзать? – испуганно спросила госпожа Черникина-старшая.
– Кто Вас терзал, сударыня? – спросил господин Громыкин и протянул ей стакан воды, принесённый господином Самолётовым. – Кто?
– Не знаю. Их было двое – мужчина и женщина.
– Как выглядели? Вы их узнали? Может быть, запомнили что-то? – засыпал её вопросами делопроизводитель.
– Нет. Что вы? Они были в масках. Знаете, таких будто маскарадных, – ответила госпожа Черникина, делая глоток воды из стакана.
– Одежда, походка, шрамы, ожоги, речь. Что можете сказать? – не оставлял попыток господин Самолётов.
– Одежда чистая. Не похожи они были на уличное отребье. Походка? – пострадавшая задумалась. – У дамы – лёгкая, воздушная. А у этого… тяжёлая, поступь служаки, ходит, будто припечатывает.
Госпожа Черникина скривилась, словно на змею наступила, вспоминая походку нападавшего.
– Вы не волнуйтесь. Всё в прошлом. Не волнуйтесь, да, – мягко сказал господин Громыкин и погладил её по голове.
Анхен удивлённо вскинула брови. Дознаватель может быть мягким, надо же. Хозяйка квартиры тоже прониклась, расслабила плечи, выдохнула.
– Речь. Вот говорили они чудно. Нет, нет. Она говорила по-нашему, по-питерски. Он же…, – замолчала она на половине фразе.
– Что он? Шепелявил? Акал, окал? Что? – подсказывал ей господин Самолётов.
– Акцент у него был. Нерусский он, чужак, – сказала госпожа Черникина.
– А какой акцент? Французский, немецкий, английский? Может быть китайский? – продолжал допытываться делопроизводитель.
– На немецкий похож – говорит, будто собака во дворе гавкает.
– Что они хотели от Вас? Деньги, драгоценности? – спросил господин Громыкин.
Анхен оглядела комнату – тусклое окно, пыльные обои, растрескавшаяся плитка печи – слабо представляя, что в этой квартире могут находиться деньги и уж подавно драгоценности. Хотя подождите. Анхен встала и подошла рассмотреть поближе. В буфете рядом со старой посудой красовалась новая – серебряная. На столе стояла ваза с фруктами – в это время года удовольствие не из дешёвых. Ах, да. Как она могла позабыть? У Элеоноры Черникиной появился покровитель. Мариус, видимо, не скупился на подарки.
