Анжелика тоже улыбнулась — портрет Кэта был вполне узнаваем; хотя ей больше хотелось плакать.
Значит, Малышка никогда не вернется.
А Виктор был убежден, что Наташа сорвалась со скалы и разбилась. Он даже нашел место, где ее будто бы похоронили, привел туда Кэта и показал — в каменистой расселине, где вокруг двух больших камней зеленым ожерельем росла низенькая пушистая травка. Вечерами он приезжал туда и сидел до заката, а потом возвращался домой и молча уходил на свою половину. Спустя час с четвертью — часы можно было проверять — побледневший, осунувшийся Кэт поднимался и шел к нему, на ночное дежурство. Виктора мучил один и тот же повторяющийся кошмар: ночь, сполохи красных и синих огней, полицейская сирена и мертвая Наташа в каком-то темном холодном бункере. Он, не просыпаясь, звал Кэта и умолял что-нибудь сделать, и тот подолгу сидел с ним на постели, что-то говорил, и от звука его голоса Виктор понемногу успокаивался. А под утро все сначала. Кэт пробовал его будить — выходило только хуже. Виктор больше уже не засыпал по-настоящему, возвращавшийся кошмар смешивался с явью. Доктор Генрих утверждал, что у этого пациента «нестандартные» и непредсказуемые реакции на лекарственные препараты, и потому он, Генрих, не хотел бы рисковать его здоровьем и пробовать еще какие-нибудь средства. Пусть лучше Кэт немного потерпит, вскоре непременно должно наступить улучшение.,
— Не волнуйтесь, господин Морейра, подождите, все скоро войдет в колею. У Делано потрясающей силы организм, он сам справится с недугом… Вы находите? Ну, видите ли, это новая для нас область, естественно, бывают и неудачи. Да бросьте, Кэттан, ничего страшного, он скоро придет в себя, забудет эту женщину… Не надо, не надо, прошу вас! Я вас уверяю: время — лучший лекарь. Послушайте, давайте начистоту: у вас своя работа, у меня — своя, оба мы зарабатываем деньги как умеем. А если вы, как я вижу, недосыпаете ночами, то мой вам совет — возьмите отпуск и больше отдыхайте днем.
И правда, постепенно кошмары стали все реже, Виктор потихоньку оживал. Но Кэт — мрачный, обозленный, никому ничего не простивший — без устали твердил генералу, в обход доктора Генриха, что Виктор обязательно должен забыть любимую, а иначе никогда не поправится, и потому его необходимо увезти с Франчески. И в конце концов Кэт его увез.
— Почему ничего не пьешь? — Помощник капитана Рэй Метланд смешал себе новый коктейль и уселся опять в кресло, напротив Виктора. Кресла у него были покрыты огромными, черными с фиолетовым отливом шкурами ченгийских медведей, и вся каюта напоминала скорее покои богатого вельможи, а не жилое помещение на борту космического крейсера.
— А ты почему хлещешь без удержу? — парировал Виктор, уже минут десять вертевший в руках свой бокал. Будь бокал податливей, Виктор уже загнул бы ему края лепестками, вытянул бы его, свил веревочкой и завязал узелком.
Метланд встряхнул волосами, словно мокрый пес.
— Никто не посмеет меня упрекнуть, что я хоть раз надрался на борту до безобразия. Так почему ты не пьешь? — повторил он с покоробившей Виктора настойчивостью.
— Потому что вообще эту дрянь в рот не беру. Мне от нее худо.
Помощник капитана поглядел на него задумчиво и с пониманием. Его большие черные глаза были обведены темными кругами усталости и оттого казались еще больше. С Метландом Виктор чувствовал себя неловко; казалось, эти внимательные глаза просвечивают его насквозь и слишком много понимают. А хуже всего было то, что свой мундир Виктор отдал в чистку и сейчас сидел в серой с золотыми эмблемами форме планеторазведки, в которой ощущал себя дурак дураком.
— Знаешь, а Ларс у нас тоже не пьет.
— И на здоровье, — отозвался Виктор с неприязнью.
Ларсен ничем перед ним не провинился, но каждое упоминание о нем выводило его из себя.
.- Могу поспорить, ты перестал пить после того, как… ну, что с тобой было, из-за чего загремел в клинику. Я прав?
Виктор подумал.
— Прав, наверное. Я уже не помню. И раньше-то выпивал по маленькой.
— А после клиники завязал совсем? Почему?
— Пес его знает. Никогда не задумывался.
