— Ядовитой Королеве?
Осторожный кивок.
— Ее двор… Это был частично кошмар, частично экстаз. Я никогда не испытывал такой боли, как в ее руках, но в то же время она открыла мне мир удовольствий, о которых я даже и не подозревал.
Эшвини вспомнила архангела, с ее шоколадно-коричневой кожей, миндалевидными глазами и экзотической привлекательностью.
— Так вот почему ты за мной волочишься? — Эшвини не была красавицей, но ее кожа была по-восточному смуглой, а глаза — темными. — Потому что она оставила на тебе свою печать?
Жанвьер расхохотался, и это был абсолютно искренний смех, какой она слышала всего лишь пару раз, обычно когда он обводил её вокруг пальца на охоте.
— Неха, — сказал он, — холодна, как те змеи, что она держит в качестве домашних зверушек. А в тебе, моя суровая охотница, пылает огонь. В мире нет двух столь непохожих женщин.
Лед в ее душе потихоньку растаял от этого жизнерадостного смеха.
— Итак, что же ты узнал, прежде чем Кэллан принялся исследовать языком гланды госпожи Бомон?
— Он предлагал мне остаться, присоединиться к поцелую Фокса.
Его тело чуть касалось ее, когда они шли бок о бок. И ей хотелось подойти еще ближе, дотронуться, ощутить его прикосновения. Побыть женщиной.
— Думаю, он догадывается, что ты не командный игрок.
— Я готов сражаться за то, что важно, — из его голоса пропало обычное веселье. — Но все это — всего лишь мелочная политика.
— И ты сказал это Кэллану?
— Конечно. Любой другой ответ вызвал бы у него подозрения. — Он кивнул налево, и, заметив пруд с лилиями, она согласилась прогуляться в том направлении. — И он принимает тот факт, что я не встану ни на чью сторону.
— Боюсь, он забыл о главном игроке.
— Только дурак способен забыть про ангела.
Жанвер присел на корточки возле пруда и, когда Эшвини встала рядом с ним, положил одну руку ей на голень.
Изнывая от прикосновения, которое не требовало от нее ничего большего, кроме обычных человеческих эмоций, она, тем не менее, не отстранилась, не напомнила ему свои принципы в отношении вампиров. Она просто стояла, позволив его теплу согревать её кожу.
Жанвьер был величайшей загадкой. Она видела его разным: и жестоким хищником, с железной хваткой; и милым парнем, купающимся в дамском обожании. И другой на её месте мог бы задаться вопросом — кто же из этих двоих настоящий Жанвьер? Но она знала правду. Оба.
— Ты все еще любишь ее, — вдруг сорвалось у нее с языка.
— Кого?
— Вампиршу. Шамию.
Рука сжала ее ногу в мягком упреке.
— Глупый вопрос, cher. Ты же знаешь, любовь не может выжить там, где нет света.
«Да, — подумала Эшвини, — он прав».
— Какой она была?
— Откуда такое любопытство?
— Я просто хочу понять, какая женщина сумела покорить такого мужчину, как ты?
— Но ведь тогда я еще не был таким, как сейчас, — он прижался щекой к ее бедру, — я был юнцом. И многому научился с тех пор.
Приняв такой ответ, она перевела взгляд на пруд, где в неясном лунном свете мерцали лилии. Впервые за многие годы в ее голове было так тихо, так пусто. Покой был просто замечательным.
Когда она погрузила пальцы в волосы Жанвьера, он лишь вздохнул, но так и не нарушил тишину.
***
Три часа спустя, когда этот покой стал всего лишь воспоминанием, они притаились в нише в коридоре, ведущем к спальне Моник.
— Ты уверен, что Кэллан все еще в кабинете?
Жанвьер кивнул.
— Я видел, как он совсем недавно прошел туда.
— Хорошо, но даже если удастся вытащить Моник из ее комнаты, — проговорила она, выглядывая из-за угла, — как же мы сможем преспокойно миновать охрану на выходе?
Жанвьер ковырялся в замке отмычками, которые он выудил словно из воздуха.
— Было бы куда проще, если бы мы смогли использовать имя Назараха.
— Ох уж эти его игры! — Эшвини следила, не взбредет ли кому в голову именно в эти минуты прогуляться по коридору. — Он стравливает двух вампиров друг с другом, нас — с Кэлланом. Мы нужны всего лишь, чтобы обнаружить слабые места в обороне Фокса.
— Назарах быстро стареет.
— Да он в самом расцвете сил.
— Нет. Здесь уже пусто, — Жанвьер прижал руку к сердцу. — Я встречал Фаваши, архангела, правящего Персией. Ей больше тысячи лет, но у нее все еще есть сердце, есть человечность, которая начисто отсутствует в Назарахе.
