Женщина заворочалась во сне. Голова ее покоилась на подушке. Подушке Эббы. Старку хотелось выдернуть из-под нее подушку, чтобы она не пропиталась чужим запахом. Эбба всегда пользовалась одним и тем же шампунем, и от подушки всегда пахло ее волосами. Мортен сжал кулаки. Это Эбба должна была лежать здесь. Это ее красивое лицо должно было купаться в лунном свете. Это ее обнаженная грудь должна была вздыматься в такт дыханию. Он перевел взгляд на грудь Анны. Она так сильно отличалась от маленькой груди его жены.
Вниз от груди Анны к животу шли шрамы. Раньше Старк уже почувствовал их руками, но видеть их было еще ужаснее. Он осторожно натянул одеяло, прикрывая наготу спящей женщины. Ему не хотелось видеть это тело, жарко прижимавшееся к нему пару часов назад, тело, заставившее его позабыть о жене. От этой мысли ему стало тошно. Нужно все скрыть от Эббы. Так, чтобы она ничего не узнала и вернулась к нему. С минуту Мортен сидел тихо. А потом взял подушку и накрыл ею лицо Анны.
Все произошло неожиданно. Не то чтобы она не хотела детей, но годы шли, ничего не происходило, и Лаура уже решила, что не способна забеременеть. У Сигварда уже было два взрослых сына, так что дети его не особо волновали. Но потом она вдруг начала чувствовать страшную усталость. Испугавшись самого страшного, муж отправил ее к врачу на осмотр. Она и сама уже решила, что у нее рак или другая смертельная болезнь, и с удивлением узнала, что в свои тридцать лет забеременела. Врач никак не мог объяснить эту внезапную беременность, и Лауре потребовалось несколько недель на то, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Жизнь ее была бедна на события, так что ребенок мог ее разнообразить. Больше всего Лаура любила быть дома, где она была единственной повелительницей и где все было устроено так, как ей нравилось. Но ребенок только испортит этот идеальный порядок, который стоил ей стольких трудов…
Беременность сопровождалась болями, судорогами и физическими изменениями, которыми она была не в силах управлять, и это приводило Лауру в панику. Роды тоже прошли тяжело, и женщина решила, что никогда в жизни больше не захочет это повторить. Боль, ощущение беспомощности и животный страх — это все, о чем она могла думать после родов. Сигварду пришлось переехать в комнату для гостей. Он не возражал. Его все устраивало.
Первые месяцы с Инес были сплошным кошмаром. Но потом ее мать нашла Нанну — чудесную, благословенную Нанну, которая сняла весь груз ответственности за младенца с ее хрупких плеч и позволила ей жить своей жизнью. Нанна поселилась в их доме в соседней с детской комнате, чтобы вставать к малышке по ночам. Она занималась всем, что касалось ребенка, а Лаура могла только навещать девочку, когда у нее возникало такое желание. Обычно она лишь заглядывала в детскую время от времени и умилялась, как быстро малышка растет. Инес было уже полгода, и она была милейшим ребенком, когда не вопила из-за голода или мокрых пеленок. Но это была забота Нанны, так что Лаура осталась довольна поворотом, который приняла ее жизнь. Ей не нравились перемены, и чем меньше появление ребенка сказывалось на ее жизни, тем лучше.
Лаура поправила фотографии в рамках на комоде. На снимках были она с Сигвардом и его сыновья со своими семьями. Она еще не успела сделать рамку для снимка Инес, а фотографию матери ставить на видное место и не собиралась. Ей хотелось забыть о том, кто были ее мать и бабка. К ее облегчению, Дагмар не давала о себе знать. Уже два года как никто не видел ее в этих местах. Но их последняя встреча еще была свежа в памяти Лауры. Мать выпустили из клиники годом раньше, но она не торопилась навещать дочь. Поговаривали, что она снова ударилась в пьянство и шлялась по деревне, как в те времена, когда Лаура была маленькой. Но в конце концов Дагмар появилась у них на пороге, беззубая, грязная, вся в каких-то лохмотьях. Она была безумна, как и раньше. Фру Сигвард не понимала, как врачи могли ее выписать. В больнице ей, по крайней мере, не давали пить и пичкали какими-то лекарствами. Больше всего Лауре хотелось выгнать ее, но она боялась, что это увидят соседи, и впустила мать в прихожую.
