— Прошу тебя! — задыхаясь, прошептала Анжелина.
— Я мог бы раз десять уступить твоей просьбе, но я хочу, чтобы ты сумела насладиться ожиданием идеального момента. Мне это тоже будет стоить немалых усилий. О, если бы ты знала!
Луиджи приподнялся на локте, чтобы еще раз полюбоваться ногами Анжелины, с которых спустились чулки, ранее державшиеся на подвязках. Он, забавляясь, полностью расстегнул ее отделанные кружевами трусы с разрезом — в то время многие женщины носили такое весьма практичное белье.
— Прелестное золотое руно! — прошептал Луиджи, проводя по лобку Анжелины тыльной стороной кисти. — Преддверие рая!
Но Луиджи тут же придал Анжелине пристойный вид. Он расправил ее юбки и застегнул лиф платья. Впрочем, проделал он все это с явным неудовольствием.
— Прошу тебя, Анжелина, не сердись и не обижайся, — сказал Луиджи. — Как-то раз ты доверилась мне. Тогда ты поведала мне о свиданиях на опушке леса или в полуразрушенной риге, об актах плотской любви, поспешных и тайных, и этом негодяе докторе Косте, который изнасиловал тебя в спальне своей роскошной виллы, будто ты была его покорной прислугой. Я не стану опускаться до их уровня, я не хочу спать с тобой тайком, здесь или в любом ином месте.
Раздосадованная Анжелина встала и хотела было выйти из конюшни.
— Сколько раз ты еще будешь напоминать мне о моем прошлом? — в отчаянии воскликнула она.
— Это в последний раз, обещаю. Не убегай и честно ответь мне на вопрос: был ли у тебя выбор, когда Гильем соблазнил тебя, желая удовлетворить свою похоть?
— У меня не было сил ему сопротивляться. Разве можно противиться буре, сметающей все на своем пути? Тогда все, будто обезумевшие, уступают порывам шквалистого ветра. Понимаешь?
— Прекрасно понимаю. Эта тема закрыта, Анжелина, ну не огорчайся, иди ко мне!
Луиджи так нежно ласкал ее, что Анжелине захотелось расплакаться и плакать часы напролет, прижавшись к нему. Этот мужчина, которого она любила всем сердцем, теперь знал о ней все, и это успокаивало ее. Он принимал Анжелину со всеми ее прегрешениями, недостатками и достоинствами. И она должна была поступить точно так же. И тогда ничто не будет омрачать их счастья.
— Я тоже хочу задать последний вопрос, — тихо сказала Анжелина. — Я могу понять, до какой степени ты был растерян и испуган, когда решил жениться на Розетте. Но ты произнес ужасные, несправедливые слова, утверждая, что она, возможно, не хочет быть моей рабыней всю оставшуюся жизнь. Как ты осмелился сравнивать наши отношения с Розеттой с рабством? Да, я знаю, она трудится не покладая рук, но она счастлива, что у нее появилась возможность помогать мне и в диспансере.
— Я сказал не подумав. Просто мне хотелось причинить тебе боль.
— И тебе удалось это сделать.
— Прости меня, Анжелина! Я еще раз прошу у тебя прощения.
— Если бы я наотрез отказалась сделать Розетте аборт, пришел бы ты сюда, чтобы обнять меня, чтобы повторять, что любишь меня, или же по-прежнему упорствовал бы в своем решении жениться на Розетте?
Луиджи не задавал себе этого вопроса, поскольку Анжелина поступила так, как он хотел. Растерявшись, он долго молчал.
— Но ведь все обстоит иначе, так что говорить об этом бессмысленно.
Ответ Луиджи вызвал у Анжелины беспокойство. Молодой женщине хотелось верить в его любовь, но трезвость мышления и логика вынуждали ее сомневаться. Луиджи догадался, о чем думает Анжелина, и поспешил добавить:
— Я уверен, что ты в конце концов избавила бы Розетту от этой беременности, которую я считаю чудовищной, ведь ты ненавидишь несправедливость и жестокость по отношению к женщинам. На Розетте я бы не женился, в этом я тоже уверен. Я тебе уже говорил. Тогда я был растерян, подавлен, мною владела ярость. Я действовал неосознанно. Но это был также один из способов ускользнуть от тебя.
Анжелина высвободилась из объятий Луиджи и посмотрела ему прямо в глаза.
— А сейчас ты уверен, что вновь не захочешь ускользнуть от меня? Луиджи, я так настрадалась за свою жизнь! Никто не может представить себе, до какой степени я чувствовала себя несчастной после рождения Анри, которого была вынуждена отдать посторонним людям. Позднее мне пришлось смириться с мыслью, что Гильем не вернется. И все эти несчастья я пережила, горько оплакивая мать, погибшую несколько месяцев назад. Я все спрашиваю себя: что стало бы со мной, если бы не Жерсанда? Она не одобряла мой выбор, но помогла мне стать повитухой. Как только я начала учиться в Тулузе, как только смогла присутствовать при родах, моя жизнь обрела смысл. И каждый раз, когда я нахожусь рядом с пациенткой, когда держу на руках здорового новорожденного, я благодарю Бога за то, что он даровал мне эту радость, возможность собой гордиться. Я спасла от ужасной смерти нескольких женщин и детей, и это оправдывает мою земную жизнь и смывает с меня все грехи.
