— Государь всея Руси и великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, и Псковский, и Тверской, и Пермский, и Югорский, и Болгарский, и иных. И прочая, и прочая земель, — выкликнул думный дьяк. — Царь Иван Васильевич!
Рынды распахнули резные двери, бесшумно переступив сафьяновыми сапогами. И снова встали грудью вперед, уставив глаза перед собою.
Вошел мальчик, худой и бледный. Тонкие руки свободно болтались в широких рукавах кафтана.
— Боже, какой молоденький, — раздался позади матушкин шепот.
— Семнадцать только минуло, — прошептал другой женский голос рядом.
«Как и мне», — подумала Настя.
Она только один взгляд кинула и опустила глаза. «Ну и пусть, — подумала она, — господь все и без нас содеет. Как он рассудит, так и случится».
И ей снова захотелось, чтобы все оставалось, как прежде. Чтобы утром звучал крик петуха за окном, а в светлицу заглядывало бы солнце и нежно щекотало веки. Чтобы перед киотом со светлым ликом божьей матери и строгими фигурами апостолов теплилась вечная лампадка, распространяя тревожащий запах ладана. А ей бы, Насте вышивать ангелов на священном покрове церковном, вспоминать бы бешенную гонку и веселый взгляд князя Андрея.
* * *
Анастасия не поднимала глаз, но отчетливо видела, как Иван стоит, растерянный перед плотной пестрой толпой, не ведая как поступить. Боярин князь Михайло Глинский что-то тихо говорил, склонившись к его уху. Иван поспешно кивнул и пошел вдоль ряда невест, сопровождаемый Глинским, который называл ему каждую невесту и докладывал её краткую родословную. Другие бояре царской свиты остались стоять без движения. Долго шли они, останавливались, снова шли.
Когда молодой царь проходил мимо, Насте показалось, что он задержал шаг, и сердце её всполохнулось.
— Настасья Романовна Захарьина, дочь твоего окольничьего боярина Романа Юрьевича Захарьина, — торопливо прошептал Глинский. — Племянницей будет крестному Михаилу Юрьевичу Захарьину, батюшки твоего ближнему боярину. Помнишь Михаила Юрьевича?
— Помню, — отвечал Великий царь. — Он со мной в салочки играл…
Иван остановился напротив Анастасии и сказал:
— Я и её помню. Мы с ней под столом прятались.
И он засмеялся, показав неровные зубы.
Тут и Настя вспомнила, что и верно, однажды после смерти царя Василия приводил дядя Михаил к ним на Варварку угрюмого семилетнего мальчонку, который оглядывался по сторонам и теребил бахрому праздничной скатерти стола.
Она еще раз вскинула глаза. Иван улыбался. В лице царя Московского увидела она смущение, плохо скрытое надменностью. Что-то несчастное почудилось ей в углах тонких губ. Что-то горькое и злое. И сердце её дрогнуло сочувствием и скорбью, а губы тронула слабая улыбка.
— А ты-то помнишь? — спросил Иван.
Настя молча кивнула, и жемчужные подвески на её кокошнике тонко звякнули.
Иван с князем Глинским прошли дальше. Было заметно, что царь торопится.
Через полчаса все было кончено. Монаршия воля будет объявлена позже. Царские врата за государем и его свитой закрылись. К другому выходу потянулись девушки и их сопроводители.
Нагибая головы в высоких кокошниках, невесты протискивались в низкие двери думной залы, шли узкими переходами и выходили, наконец, на морозный воздух, где их ждали уже нянюшки с собольими шубами в руках и санки с крытыми верхами.
Застоявшиеся тройки перебирали копытами, звенели бубенцами, а потом неслись по московским улицам, поднимая снежную пыль. Полозья весело скрипели на поворотах.
— Ну, вот и слава Богу. Вот все и кончилось с Господней помощью, — сказала Юлиония Федоровна, подтыкая Настасье под бок медвежий полог.
Встречный люд с любопытством провожал взглядами уносящиеся из Кремля тройки — все уже знали про великий смотр царских невест. Среди румяных от мороза незнакомых лиц Насте привиделось вдруг бледное лицо блаженного Геннадия Костромского. Как будто бы блаженный Геннадий поймал её взгляд и махнул Насте рукой. Сердце у неё снова упало и стало тесно в груди.
* * *
Моя попытка прорваться в Грановитую палату, где проходил смотр царских невест, под личиной Геннадия Костромского, закончилась неудачей. Обычно юродивых пускали всюду и весьма их уважали. Даже великие князья не считали зазорным спросить у божьего человека совета. Но поглядеть на невест не пустили никого, кроме самих девиц и лиц их сопровождающих. Поэтому Анастасию я заметил только, когда она с матушкой выходила и садилась в разукрашенные санки. Я увидел её впервые за время своих виртуальных путешествий, но узнал сразу из нескольких сотен румяных девичьих лиц. Она была, действительно, как две капли похожа на нашу школьную королеву Анну Австрийскую. И я понял, что это либо Матвей, либо Леха Васильев, когда писали компьютерную программу, ничего не сумели поделать со своей школьной привязанностью: прежняя любовь не ржавеет.
