Стараясь не испачкаться, Ник посадил его на лавочку спиной к дорожке и примостил грудью на ограждение беседки. Голова того очень естественно, словно в минутной усталости, облокотилась на столб. Сзади выглядело достоверно, но с другой стороны из кровавого месива безостановочно длинной вожжей до земли сползала густеющая кровь. Ник понадеялся, что с другой стороны никто рассматривать не станет.
Но на этом уборка не закончилась. Приученный к внимательности и аккуратности, к тому, что называлось «искусством чистой комнаты», Ник еще раз пристально осмотрелся.
«Искусство чистой комнаты» сводилось к тому, чтобы, войдя в любое пространство и совершив там любые действия, по окончании их совершенно ликвидировать все следы своего пребывания. Если речь шла об обыске, следовало разложить все так, как оно и лежало, открыть книгу на той странице, на которой она была открыта, носовой платок опять заложить под подушку, а самой подушке вернуть первоначальную форму с характерной вмятиной, к примеру, посередине.
В данном случае Ник не собирался скрывать какие-то улики, а просто хотел создать наиболее достоверную картину на первый взгляд. На утоптанной площадке следов борьбы не было заметно, пока Ник убивал этих людей, он ничего не перевернул.
Но на земле кое-где остались пятна крови, которые, возможно, в глаза не бросались, но были вполне заметны. И борозды от ног, которые оставили тела, когда Ник волочил их в беседку. Так оставлять не следовало.
Ник набрал в пригоршни теплой пыли пополам с разогретым меленьким речным песком и присыпал подозрительные места, кое-где разравнивая неровности подошвой.
Получилось довольно мило. Конечно, профессионалов его детские ужимки не проведут, но как раз на профессионалов Нику было глубоко плевать: он убирал за собой не от них, а от случайного наблюдателя. И не навсегда, а минут на десять, от силы двадцать. Больший временной лимит ему был не нужен.
Кинув последний взгляд назад, Ник спокойно стал спускаться по тропке вниз, к яхте.
К счастью, ни беседки, ни яхты не было заметно с того пляжика, на котором занимался толстяк.
По дороге Ник глянул на часы. Из графика он не выбился: пока с начала операции, то есть с того момента, как он перелез через забор, прошло восемь минут. Из них пять ушло на наблюдение.
Нику не очень хотелось идти к яхте. Он знал, что там точно есть один человек. Но ничего про других знать не мог, и это его беспокоило. Так может беспокоится настоящий мастер, который вынужден наобум подключать к какому-нибудь прибору блок питания, не зная точно, какое напряжение он выдает. И проверить нельзя. Дилетант бы сунул и посмотрел, а профессионал сует в розетку с внутренним содроганием души: не по правилам это, не так делается… Да времени нет, и приходится вести себя как хазар необразованный, чурка неотесанная, что обидно.
По трапу Ник всходил внутренне совершенно спокойный, готовый ко всему. Рук в карманах не держал: решил для себя, что пистолетом воспользуется только когда уж совсем подопрет, иначе все насмарку.
Заходящее солнце просвечивало яхту насквозь и Ник видел тень того, который был в каюте. Судя по всему, с противоположной стороны дверь была тоже открыта и эта единица врага работала на сквознячке, что-то делала. Ник не мог различить что именно, да его это и не интересовало. Важно было, что враг там не сидит, а стоит, склонившись над столом.
Конь не слышал, как Ник поднялся на борт. Он, ловко орудуя двумя блестящими тесаками, кромсал на бутерброды хлеб, ветчину, сыр. В такт движениям и время от времени отправляя себе в рот особенно лакомый кусочек, он напевал что-то веселенькое:
«У моей мадонны глаза бездонны, у моей мадонны гибкий стан…»
Ник слышал с палубы его бубнение, но не двинулся сразу к двери, а пошел в другую сторону, обходя палубой яхту со стороны носовой части. Яхта казалась безлюдной. Ничто не предупреждало об опасности.
Ник вышел на солнечную сторону и стал, не слишком таясь, но и стараясь зря не шуметь, двигаться к открытой двери.
Погода стояла тихая, теплая. Река ласково плескалась о борт, противоположный берег уже вечерне темнел, а тут был еще день. С легким стрекотом на поручень села примитивная синенькая речная стрекоза и замерла.
