; — : '
— Вот мерзавец, — даже как-то уважительно пробормотал Железяка, наблюдая, как совершенно голый блатной бежит по крыше. — Стрелять можно! — прокричал лейтенант. — По яйцам ему цель, это ранение не опасное.
— Ах ты, сука ментовская…
Оперы снизу наблюдали за блатным, которому, казалось, деваться было совершенно некуда.
— Ладно, побегал и хватит! — крикнул Железяка. — А то правда стрелять будем.
— Ты попади сначала, — ответил блатной.
— Ну, черт с тобой! Мне даже больше нравится, когда на допросе тоненьким голоском…
Но тут блатной выкинул фортель. Он неожиданно разбежался и прыгнул с крыши. За счет высоты он пролетел довольно далеко и угодил в какое-то дерево, что росло на соседнем участке. Раздался звук ломающихся ветвей, мат и блатной исчез.
—На поле бегите слева! — крикнул Железяка двум оперативникам. — А вы за машиной, подгони с фарами к перелеску!.. Да девчонок кто-нибудь задержите!
И сам бросился вдогонку за блатным.
Он настолько долго уже изучал эту породу людей, что удивить его практически никому не удавалось. Он наперед знал, что они выкинут, как себя поведут.
Вот и сейчас, перемахнув через забор, он совершенно точно знал, куда блатной побежал. Вот туда — в темноту, через кусты, к лесу. Он выровнял дыхание и побежал следом.
Не прошло и нескольких минут, как он заметил впереди мерцающее белым голое тело. Беглец явно начал уставать.
— Эй! — крикнул' Железяка. — У тебя задница как путеводная звезда! Так и светится!
Блатной наддал, но хватило его не надолго, и через минуту расстояние опять стало сокращаться.
«Сейчас он попытается спрятаться в кустах и напасть сбоку», — машинально подумал Железяка. И действительно, тот метнулся вправо и пропал. Железяка пробежал еще несколько шагов и пошел шагом:
— Ну, выходи, родной, выходи. Некуда тебе деваться…
Говоря, Железяка на всякий случай поставил пистолет на предохранитель. Мало ли что, вырвет и сразу стрелять захочет, а тут какая-никакая, а оттяжка. Может в полсекунды, а есть. Сам он стрелять не собирался. В голого, безоружного — даже как-то неудобно.
Он прошел еще несколько шагов и почувствовал, что блатной в ближайших кустах.
Железяка покрепче взял пистолет и нарочно повернулся к нему спиной.
«Вот сейчас прыгнет», — подумал он. Блатной и прыгнул. Еще в полете, хищно выставив вперед руки, он удивился, что милиционер уже стоит к нему лицом и даже не замахивается, а просто-таки уже бьет его рукояткой пистолета чуть выше удобно подставленного уха.
Удар получился полновесный и пришелся строго над ухом. Блатной тяжко осел на лесной тропинке, и Железяка деловито надел на него наручники.
— Ну, вставай, сатир, — благожелательно подпихнул его ногой лейтенант.
Блатной сел, мыча, покачиваясь из стороны в сторону и пытаясь утереть с лица кровь. Но руки уже были скованы за спиной.
— Слушай, лейтенант, — проникновенно заговорил он, снизу заглядывая милиционеру в глаза. — Нельзя мне в тюрьму, ну никак нельзя….
Железяка смотрел на него молча, без злобы, даже как-то снисходительно. Блатной приободрился:
— Слушай, отпусти ты меня, ну чего тебе? Одним делом меньше, одним больше… А у меня жена, ребеночек, мамочка старенькая, не переживет она…
И блатной деланно зашмыгал носом, стараясь выдавить слезу, но это ему не удалось.
— Мамочка в Туле? — спросил Железяка.
— Нет, в Воронеже…
— Ну, жену твою я в окно видел. Остальные дочки? — Что ты меня мучишь? — Блатной сделал вид, что вся его душа переворачивается от циничности милиционера, от черствости его души, в которой нет совершенно ничего святого.
— А чего ж ты не дома? Ладно, вставай.
И помог голому уголовнику подняться на ноги. Тот повел скованными за длиной руками и тоскливо посмотрел на луну в темном небе.
— Пошли, погуляем, — предложил лейтенант и подтолкнул задержанного в сторону поселка. Тот нехотя сделал шаг, другой, но снова остановился.
— Ну ладно, ну, давай договоримся — опять заныл он. — Ну чего ты молчишь?..
Железяка чуть отошел и стал рассматривать блатного, сунув руки в карманы:
— Да вот, любопытно мне, откуда ты деньги доставать будешь.
— Ай, — приподнятым голосом заверещал блатной. — Зачем деньги! Деньги грязь, во гляди, от сердца отрываю, красавец!