Ник Картер задумчиво сложил его.
— А содержание остальных писем? — спросил он, — соответствует ли оно этому?
— Вполне. Не угодно ли прочесть? — ответил полковник и предложил сыщику остальные письма.
Ник Картер быстро пробежал их одно за другим, — всех писем было шесть.
Содержание их было приблизительно одинаково; из каждого письма видно было, что автор его решил во что бы то ни стало выжить полковника с виллы.
— Давно ли вы стали получать такие письма? — спросил сыщик.
— С тех пор, как живу в этом доме.
— Когда, именно, пришло первое письмо?
— Я нашел его на следующее утро после первой ночи, проведенной мною на вилле, — пояснил Пирзаль.
— Был ли к нему уже приложен труп животного?
— Да, именно, дохлая жаба, в роде той, что находится в свертке.
— Прилагался ли к каждому письму какой-нибудь труп?
— Да. Но я получал иногда трупы животных и без письма.
— Почему вы не исполнили предъявленного вам требования и не выехали?
— Я не труслив, мистер Картер.
— Мне тоже так кажется. Полагаю, что из десяти девять человек давно бежало бы.
— Что ж, стало быть я, именно, этот десятый и есть, — спокойно возразил полковник.
— А если угроза будет приведена в исполнение?
— Тогда, по всей вероятности, меня придется похоронить, — коротко заметил полковник.
— Значит, вы все-таки опасаетесь того, что когда-нибудь вас убьют?
— Опасаюсь, но не боюсь этого настолько, чтобы уступить. Каждый раз, когда я получал подобное письмо, я задавался целью принять меры к задержанию посланных. Я по целым ночам сидел с револьвером наготове и, смею вас уверить, я не промахнулся бы; но я, даже, не напал на след негодяев. Они как-то умеют приходить и уходить совершенно неслышно.
— Не пробовали ли вы ставить западни?
— Западни, — захохотал полковник, — я перепробовал все сорта, какие только имеются. Я ставил медвежьи и тигровые западни, с такими пружинами, что кости всякого человека были бы раздроблены в щепки. Я протягивал от дверей к дверям, поперек всех комнат самые тонкие, еле видные, даже днем, проволоки, которые при малейшем прикосновении к ним должны были привести в движение звонки. Все напрасно: ни один звонок не зазвенел, все проволоки остались целы, а письма с приложениями снова лежали на столе.
— Это совершенно непонятно, — пробормотал Ник Картер.
— Непонятно? Это просто ужасно! — сердито воскликнул Пирзаль, — если бы я был труслив, то давно бежал бы или сошел с ума.
— А что вы намерены предпринять?
— Я буду стоек. Либо эти невидимые негодяи убьют меня, как угрожают, либо я спугну и обезврежу их всех.
— Вы говорите во множественном числе, — заметил Ник Картер, — разве у вас есть основание думать, что их несколько?
— Нет, но я не допускаю возможности, чтобы один человек мог сотворить всю эту пакость.
— Вполне согласен с вами, — задумчиво произнес Ник Картер.
— Мне хотелось бы передать все это дело в ваши руки, мистер Картер, — снова заговорил полковник, — и на сей предмет уполномочиваю вас делать в моем доме, все, что вам будет угодно, во всякое время дня и ночи. Если вы того пожелаете, я предоставляю вам постель и все удобства для продолжительного пребывания в доме и готов сам подчиняться всем вашим приказаниям. Если вам удастся выяснить эту тайну и освободить меня от моих мучителей, а, быть может, даже задержать их, то я готов уплатить вам двадцать тысяч долларов.
— А хорошо ли вы уяснили себе, какого рода полномочия вы мне, таким образом, предоставляете?
— Вполне.
— Известна ли вам история этого дома?
— Знаю только, что это старейший дом на всем острове Манхэттене, или по крайней мере считается им, — ответил Пирзаль.
— Вот как? Этого я не знал. А дальше что?
— Приблизительно за столетие до освободительной войны на месте нынешнего дома стоял другой дом, фундамент которого послужил основанием для новой постройки после того, как старая сгорела. Вот все, что мне известно.
— Не знаете ли вы, в каком именно году построен теперешний дом?
— Нет, не знаю.
— Где вы жили раньше? — продолжал расспрашивать Ник Картер.
— Обыкновенно в гостиницах. Собственной постоянной квартиры у меня не было, да и, кроме того, я много путешествовал. В довершение всего я с большим трудом приспосабливаюсь к одному месту.
