— Яго полон похоти, мистер Керчек, — сказала Джил Экхард.
— Он коварный ублюдок и интриган вроде Макиавелли, — заметила Ронда Фелпс.
— Знаете, какое слово хорошо повторять по нескольку раз? — Николь жевала прядь волос. — «Полоскать». Подумайте, мистер Керчек. Полоскать. Полоскать.
Этим вечером, как обычно, Дуглас возвращался в свою запущенную квартиру. Ему шел тридцать первый год. Жил он один, в пяти кварталах от школы. В его доме было много мексиканцев, которые пили пиво и каждый вечер играли в покер в коридоре рядом с дверью Дугласа. Между собой Дугласа они прозвали Уно, потому что, когда бы он с ними ни сидел, заказывал только одно пиво, а потом раскланивался.
— Уно, — хихикали мексиканцы, — забери наши деньги, Уно!
Двенадцатилетний мальчишка Чьяпас грохотал жестянкой из-под пива.
— Получи свое лекарство, Уно.
Дуглас устало улыбнулся, прогнал их и открыл дверь.
«Полоскать, — повторил он, нахмурясь. — Полоскать».
Съев наскоро приготовленный бутерброд, Дуглас сел проверять сочинения. Он был ответственным преподавателем, носил короткие бакенбарды с пробивавшейся сединой. Еще у него было боксерское телосложение и гарвардский диплом магистра по английской литературе. Ни жены, ни подруги у него не было. Все вышеперечисленное делало Дугласа самой загадочной персоной для женского населения школы Святой Агнессы — как преподавательниц, так и учениц — но Дуглас вел сидячий образ жизни. Он любил книги, был страстным поклонником кино, волосы он подстригал каждый месяц у Чьяпаса, чей отец держал парикмахерскую в соседнем квартале. Дуглас был спокойным и, как он полагал, счастливым человеком. К тому же он был единственным преподавателем-мужчиной в школе Святой Агнессы. Шерил, Одри и Катя, три незамужние женщины из преподавательского состава, соперничали за свидание с ним, но Дуглас не обращал на коллег внимания. У Шерил были поразительные замшевые костюмы, смущавшие Дугласа, два бывших мужа Одри служили в полиции, а Катя, несмотря на длинные ноги и литовский акцент, была жестока с девочками. Таким образом, Дуглас проводил ночи в одиночестве, смотря фильмы, проверяя сочинения и от случая к случаю болтая с Чьяпасом и его компанией. Этим вечером Дуглас только собрался проверять сочинения, как зазвонил телефон.
— Алло, — вздохнул Дуглас. Он ожидал услышать голос матери, которая каждую неделю звонила из Пенсильвании удостовериться, не обвенчался ли еще ее сын.
— Добрый вечер, мистер Керчек.
Дуглас нахмурился.
— Николь?
— Да, сэр.
— Откуда у тебя этот номер?
— Из картотеки в кабинете директора. Как ваша нога?
Дуглас дважды чихнул. Это получалось у него инстинктивно, когда он не знал, что ответить.
— Будьте здоровы, — сказала Николь.
— Спасибо, — поблагодарил Дуглас. Он огляделся вокруг, ожидая, что комната наполнится студентами.
— Как ваша нога?
— С ней… с ней все хорошо. Я ударился о батарею.
— Правда?
На самом деле Дуглас, как немощный старик, поскользнулся в душе.
— Да, правда. Николь…
— Знаете, что происходит с моей лодыжкой, пока мы разговариваем?
— Нет.
— Джон Стэплтон лижет ее. Еще ему нравится грызть мою обувь.
Дуглас недоуменно заморгал.
— Джон Стэплтон домашний и короткошерстый. Иногда он лижет, но чаще кусает.
— Понятно, — произнес Дуглас.
Повисла долгая пауза.
— Джон Стэплтон — это кот, — пояснила Николь.
— Разумеется, — согласился Дуглас.
— Вам нравятся гночи?
Дуглас отложил сочинения рядом на диван.
— Извини, что ты сказала?
— Гночи. Итальянские картофельные клецки. Мы ели их сегодня на ужин. Папа сам готовит их каждый четверг. Это единственное, что он умеет готовить, но у него хорошо получается.
Дуглас закинул ногу на ногу.
— Ну так как? Вам нравятся?
— Гночи?
— Да.
— Да.
— «Да» — значит, что они вам нравятся или что вы понимаете, о чем я спросила?
— Да. Мне они нравятся.
Николь Боннер засмеялась.
— Когда мне ждать предложений из университетов? — спросила она. — Уже почти апрель.
Дуглас почувствовал облегчение, когда сменили тему.
— В любое время. Но ты пройдешь везде. Дело за тобой.
— Я хочу в Принстон.
Дуглас представил Николь, сидящую на кровати в общежитии, читающую и потягивающую сок. Он увидел мешковатый свитер, закрывающий ее запястья.